Заключение

Автор книги ставил перед собой две задачи: рассказать о важнейших достижениях и проблемах современной сексологии и проследить закономерности становления новой отрасли знания на стыке разных и очень далеких друг от друга наук. О междисциплинарных связях и исследованиях сейчас говорят много, но нигде, вероятно, их необходимость и плодотворность не выступают так наглядно, как в сексологии. Что общего между физиологией полового возбуждения, социальным поведением животных, древним половым символизмом и семантикой мата в русском языке? Однако оказывается, одна область исследований проясняет вопросы другой. Так, автоматизмы (например, эрекция) приобретают разное значение в контексте видового поведения животных; это последнее позволяет установить некоторые константы психосексуального развития человека, а сравнительно-историческое изучение культурного символизма и соответствующих моральных норм - возможные границы его вариативности.

Пока научная дисциплина неразвита, она обычно тяготеет к упрощенным, монокаузальным объяснениям и сведению сложного к простому и одновременно - к выпячиванию специфики своего предмета вплоть до утверждений о неприменимости к нему общенаучной логики исследования. Например, в ранних сексологических теориях "половые извращения" объяснялись без серьезного соотнесения с "нормальной" сексуальностью, которая большей частью вообще не объяснялась. Вульгарный физиологизм причудливо сочетался здесь с метафизической трактовкой "либидо", напоминающей "теорию" теплорода в физике XVIII века, и наивным морализированием.

По мере созревания науки усложняются ее представления о собственном предмете. В развитии сексологии важнейшую роль сыграло и продолжает играть понимание многоуровневости пола и полифункциональности сексуального поведения. Проблема многоступенчатой детерминации половых свойств первоначально возникла в физиологии как проблема соотношения отдельных подсистем и организма как целого. Затем выяснилось, что эта многоступенчатость имеет свой генетический аспект, отражая последовательность формирования отдельных биологических подсистем. Позже оказалось, что эта закономерность действует и в филогенезе, что половой диморфизм неодинаково проявляется у разных видов и т. д. Связь полового диморфизма с дифференцировкой половых ролей выявила социально-исторический аспект проблемы, обогатив понятие пола рядом новых компонентов. Такая же многоступенчатость обнаружилась и в системе психологической мотивации. Отсюда следует необходимость рассматривать пол и сексуальное поведение на трех автономных уровнях: биологическом, социальном и психическом, каждый из которых имеет свои собственные градации, но которые тесно связаны друг с другом, и потребность в кооперации соответствующих дисциплин и целых отраслей знания.

То же происходит и с проблемой полифункциональности. Ранняя сексология однозначно связывала сексуальное поведение и обеспечивающие его физиологические процессы с прокреативной функцией. Затем выяснилась (прежде всего в нейрофизиологии и нейроэндокринологии) полифункциональность отдельных сексуальных реакций. Сложной оказалась и семантика сексуального поведения на уровне как культуры, так и индивидуальной мотивации (понятие "сексуального сценария" вместо нерасчлененного "полового инстинкта" или "либидо").

Казалось бы, усложнение предмета и методов сексологического исследования должно увеличивать междисциплинарную чересполосицу. В действительности оно усиливает интегративные тенденции науки. Социология и социальная психология, отправляясь от половых различий в социальном поведении мужчин и женщин, а медицинская психология и психиатрия, отправляясь от клиники интерсексуальных состояний, с разных сторон подошли к различению понятий "полового" и "сексуального", а также "роли" и "идентичности". В результате и сексопатология уже не может рассматривать свои проблемы вне системы сексологических категорий, а эти последние- без соотнесения с общими принципами биологии, социологии и психологии. Под влиянием новой социологической и историко-этнографической информации, которую они раньше не принимали в расчет, сексопатологи и психиатры вынуждены пересматривать некоторые свои традиционные представления. В то же время клиника транссексуализма стала бесценной лабораторией для психологов и социологов, изучающих закономерности формирования личности и ее самосознания. Унифицируется не только понятийный аппарат науки, но и ее методологические принципы и критерии оценки данных (вспомним хотя бы критику ретроспективных отчетов о поведении).

Однако интегративность и системность нельзя понимать механистически. Разные научные дисциплины сохраняют свою предметную и методологическую автономию, не пытаясь перекладывать свои трудности на плечи соседей и не подменяя их. В чужой области многое кажется проще, и история сексологии знает немало примеров монодисциплинарного экспансионизма. Такие попытки всегда заканчивались неудачей, хотя порой способствовали прояснению или переформулированию проблемы.

В живом процессе взаимодействия наук тон обычно задает та дисциплина, которая в данный момент развивается быстрее и дает больше новых, неожиданных идей и фактов, но в долгосрочной перспективе существует иерархия: науки, предметом которых являются более общие, регулятивные уровни поведения, призваны теоретически интегрировать и координировать данные наук, изучающих более частные процессы и подсистемы. Недаром биологические дисциплины, прежде всего нейрофизиология и нейроэндокринология, все больше ориентируются на теоретические построения психологии, хотя она явно отстает от них по строгости методов. В ряду клинических дисциплин, на стыке которых формируется сексопатология, явно доминирует - и в плане диагностики, и с точки зрения методов терапии - психоневрология, что нисколько не умаляет значения урологии, эндокринологии и гинекологии.

Вместе с тем нужно подчеркнуть, что общенаучная методология содержит в себе не одну, а несколько парадигм и моделей познания. В свете массовых исследований статистического типа клинические исследования, основанные на детальном изучении немногих отдельных случаев, выглядят малонадежным источником знания, но этот метод имеет и свои преимущества. Даже в социологии, не говоря уже о психологии, истории и этнографии, наряду с массовыми обследованиями издавна существует метод монографического изучения отдельных случаев. В последнее время в науках о человеке и обществе все чаще говорят о значении биографического метода, "понимания" и других приемов, которые раньше считались архаичными и ненаучными. Необходимы они и в сфере сексологии.

Благодаря совместным, хотя и не всегда координированным, усилиям многих наук мы знаем сегодня о закономерностях половой дифференцировки и сексуального поведения человека неизмеримо больше, чем прошлые поколения. Достаточно назвать такие в полном смысле слова междисциплинарные проблемы, как соотношение биологических и социальных факторов половой дифференцировки; диалектика полового диморфизма и бипотенциальности на разных стадиях развития организма, личности, культуры и общества; стадии и компоненты формйрования половой идентичности индивида; роль научения в становлении сексуального сценария и поведения; соотношение половой конституции, сексуального сценария и самосознания; семантика сексуального поведения; взаимодействие и проблема соответствия эротических установок и поведения; половозрастные, культурно- исторические, социальные и индивидуально-типологические вариации человеческой сексуальности; многозначность понятий нормы и патологии; относительность разграничения "сексуальных" и "несексуальных" реакций и привязанностей: когнитивные и аксиологические аспекты сексуальной мотивации и их связь с системой личностных смыслов; особенности мужской и женской сексуальности в контексте психофизиологии и динамики социальных половых ролей; межкультурные вариации и тенденции исторического развития половой стратификации и сексуальной морали; закономерности подбора, адаптации и функционирования супружеской пары и т. д. Многие из этих вопросов 20 - 30 лет назад даже не возникали либо на них невозможно было ответить средствами науки.

Именно потому, что мы знаем сегодня больше, мы особенно остро осознаем, как мало мы знаем, как отрывочна и несовершенна наша информация. Отсюда следует напряженная теоретико-методологическая рефлексия, выражающая неудовлетворенность науки своим состоянием. Эта взаимная междисциплинарная критика и самокритика исключительно важна и плодотворна и помогает преодолевать односторонность частных точек зрения и увлечений. Кажущаяся неопределенность положений науки - ее сила, а не слабость.

Тем не менее не следует фетишизировать науку. Как справедливо писал Фуко [167], "наука о сексуальности" - не синоним и не замена "искусства любви", существовавшего в Китае, Японии, Индии, Древнем Риме или арабско- мусульманских обществах. Древняя эротология была неразрывно связана с этикой, эстетикой и религиозно- философскими ценностями, предлагая своим адептам не столько знания и частные рецепты, сколько общую жизненную философию.

Научная сексология, возникшая в недрах антисексуальной западной культуры, строилась принципиально иначе. Отстаивая свое право на существование, она стремилась как можно более жестко отделить мир сущего от сферы морального долженствования, в которой сексуальности вообще не находилось места, да и сама логика научного познания, построенного по естественно-научным образцам, внутренне тяготеет к аналитическому расчленению предмета, измерительным процедурам и т. д. Этот путь оказался весьма плодотворным. Научные методы не только дают новое знание, но и освобождают нас из-под власти иррациональных табу и стереотипов массового сознания.

Однако абсолютизация этих методов иногда мешает увидеть за деревьями лес. Всякая наука начинается с общей постановки вопроса в философских терминах или понятиях житейского здравого смысла. Затем проблема расчленяется, начинается напряженный поиск конкретных параметров, индикаторов, способов их измерения, а то, что такому измерению не поддается, поневоле остается за рамками науки. Сначала условность ограничения предмета науки всем понятна, но потом кое-кто о ней забывает. Если ученый-новатор изобретает методы, исходя из волнующей его проблемы, то ученый-эпигон формулирует проблему, исходя из имеющихся в его распоряжении методов. Работа такого ученого-техника весьма полезна, именно он доводит теоретическую идею до практических результатов, но если эта стадия затягивается, то суживаются сами границы научного поиска, а проблемы, для решения которых, нет готовых методов, объявляются как бы несуществующими. Вместо того чтобы сказать: "В пределах моей науки этот вопрос сегодня не решается", заявляют: "Такого явления вообще не может быть".

В изучении сексуальности наивный методологический натурализм и сциентизм особенно опасны. Уже много раз говорилось о несостоятельности биологического редукционизма. Это касается и статистических обследований сексуального поведения, которые легко превращаются в то, что социологи иронически называют "абстрактным эмпиризмом", когда за обилием "конкретных" цифр скрывается очень абстрактная и условная модель действительности.

Все количественные данные о мужском оргазме, равно как и тезис о его сравнительной "простоте", основываются на молчаливом отождествлении оргазма с эякуляцией. Однако разве тождественны более или менее острое, но сугубо мышечное, локализованное в гениталиях, ощущение, связанное с эякуляцией, физиологический экстаз, сопровождающийся общим расслаблением организма, и полное физическое и духовное слияние мужчины и женщины, самозабвение, чувство полета и прорыва в какое-то иное измерение бытия, сопровождающееся излиянием любви и нежности? Первые два типа переживаний можно измерить и описать объективно как физиологические реакции. Третий, хотя он также связан с физиологическими реакциями и может быть зарегистрирован, например нейрохимически, относится к миру субъективного опыта, который можно выразить только на языке искусства или в религиозно-философских терминах. Недаром в развитых культурах, придающих сексуальности положительную ценность, такая близость расценивается как разновидность духовного откровения, сходного с тем, какое происходит при непосредственном общении с божеством. Если бы мы знали нейрохимию экстатических состояний, она, вероятно, оказалась бы не зависящей от причин и стимулов, вызывающих экстаз. Выразить качество сексуальной жизни и получаемого от нее эмоционального удовлетворения числом эякуляций, как и любыми другими количественными показателями, невозможно, а сравнивать людей по этому принципу бессмысленно, так как индивидуальная удовлетворенность зависит прежде всего от уровня притязаний.

Универсальной, годной для всех, формулы сексуальности нет, так же как формул любви и счастья. Переход от безличного знания к мудрости означает восстановление доверия к самому себе, к своим чувствам, переживаниям, творческим потенциям, рост активного желания быть счастливым и приносить счастье другим. В той мере, в какой наука помогает людям осознать необходимость этого вместо того, чтобы ориентироваться на готовые, усредненные нормы и правила, она тоже выполняет гуманистическую миссию. Изучение человеческой сексуальности начали и осуществляют, преодолевая всяческое противодействие, люди, которые хотят не просто объяснить эту сложную сферу общественной и личной жизни, но и облегчить ее, сделать ее более благополучной и счастливой. Кроме рассмотренных выше естественно-научных, социально-культурных и психологических аспектов, сексология имеет чрезвычайно важный этико-педагогический аспект.

Моральные оценки являются одним из объектов сексологического исследования, поскольку оно связано с изучением социальных норм, установок и мотивации. Вместе с тем сексология и практикующие ее люди всегда осознанно или неосознанно опираются на какой-то нравственный кодекс. Решение врача, сообщать ли родителям о беременности их несовершеннолетней дочери, если заведомо известно, что они жестоко отнесутся к девушке, - не только профессиональное, но и моральное решение. Нравственное решение принимает и учитель, посвящая (или не посвящая) своего воспитанника в какие-то "тайны жизни", знание которых, по мнению педагога, необходимо подростку, но не предусмотрено школьной программой. Как всякое моральное решение, это предполагает выбор, внутреннее чувство ответственности и определенный риск. Разумеется, этот выбор делается с ориентацией на определенный моральный кодекс.

XXVII съезд КПСС требует от нас улучшения нравственного воспитания молодежи, укрепления моральных устоев семьи и брака. Это возможно только при условии трезвого взгляда на жизнь, совпадения слова и дела. Коммунистическая мораль не должна превращаться в свою противоположность - пустое морализирование, когда научное познание действительности, понимание законов ее развития подменяются субъективными представлениями о желаемом ходе событий и праведным негодованием, когда эти события развиваются вопреки ожиданиям моралистов.