23.07.2011

Репродуктивное принуждение

Нашумевший законопроект Валерия Драганова, ограничивающий доступ к абортам, после многочисленных отзывов и незначительных исправлений снова находится на рассмотрении, отложенном на летние каникулы. Но вызванная им в обществе волна обсуждения демонстрирует немало давних и новых тенденций в подходе к репродуктивным правам и правам женщин.

Моё внимание привлёк пункт законопроекта о том, что если женщина состоит в браке, то аборт проводится при наличии письменного согласия её супруга. По этому поводу профессор Института экономики РАН Людмила Ржаницына говорит, что «был момент, когда предлагали ввести не только согласие мужа, но и согласие всей семьи. Следующий шаг должен быть — обязать женщину надеть чадру». По её мнению, законопроект, внесённый депутатом В. Драгановым, нарушает права женщин.

Если бы я ещё питала какие-то иллюзии насчёт понимания и соблюдения прав человека в России, то была бы, наверное, шокирована, потому что этот пункт — предложение законодательной поддержки репродуктивного принуждения и, шире, семейного насилия. Всё равно что предложить ввести закон о том, что муж имеет право жену бить.

Что такое репродуктивное принуждение

Репродуктивное принуждение — это форма домашнего и сексуального насилия, при которой мужчина принуждает женщину к беременности. Оно может принимать разные формы, например:

• отказ от использования презервативов — некоторые прямо отказываются это делать, несмотря на уговоры женщины, другие соглашаются, но снимают презерватив во время секса или нарочно его повреждают;
• саботаж контрацептивных средств, которые использует женщина, — их выкидывают, прячут, подменяют;
• экономическое ограничение — отказ покупать презервативы и давать деньги на контрацептивные средства;
• психологическое давление, от уговоров («докажи, что ты меня любишь», «я хочу от тебя ребёнка, чтобы мы всегда были вместе и ты была совсем моя») до угроз («иначе уйду к той, которая согласится», «иначе побью»);
• физическое насилие и изнасилование.

Исследования, проведённые в Калифорнии в 2009 году, показали, что 20% молодых женщин — одна из пяти — сталкиваются с репродуктивным принуждением в той или иной форме. Этот процент значительно возрастает в отношениях, в которых уже присутствуют другие формы насилия со стороны партнёра. Особенно высок он у девушек-подростков, потому что они более склонны интерпретировать контролирующее поведение партнёра как проявление любви («он так меня любит, что хочет от меня ребёнка», «он сказал, что если я люблю его так же сильно, как он меня, то соглашусь на секс без презерватива»).

Репродуктивное принуждение чаще встречается среди людей с низким уровнем образования и дохода, в криминальных кругах, то есть ему больше подвержены женщины и без того находящиеся в группе риска сексуального и физического насилия, семейного насилия и т.д., в группе риска незапланированной беременности и в группе риска аборта. Что характерно, именно этим женщинам придётся тяжелее всего, если, как предлагается в законопроекте, аборты выведут из системы ОМС и сделают платными, так как у них, скорее всего, нет средств на их оплату, как нет средств и возможности для покупки и использования контрацептивных средств. В этом случае вероятность самодельных или нелегальных абортов возрастает во много раз.

Зачем мужчины это делают? Некоторые испытывают сильнейшее желание «иметь семью», то есть жену и детей. Другие хотят скорейшего «продолжения рода». Третьи считают появление потомства доказательством своей мужской силы. Есть и такие, которые сначала заставляют женщину забеременеть, а потом — сделать аборт. Всех их объединяет одно: они не воспринимают женщину как равноправную самостоятельную личность, не учитывают её желания, вместо построения партнёрских отношений стремятся подчинить её себе и использовать в своих целях. «Явно, что это стремление к контролю над телом женщины. Контроль ради контроля», — говорит проводившая исследование Элизабет Миллер. Это классический портрет семейного насильника.

Насилие в семье

Основная доля (95—97%) зарегистрированного домашнего насилия совершается мужчинами над женщинами и девочками. Поэтому, говоря о семейных насильниках, мы говорим в первую очередь о мужчинах. Но это не обязательно пьяница, размахивающий кулаками: как само насилие может принимать разные формы, так и насильником может оказаться кто угодно. Образованный, мягкий, деликатный с другими людьми мужчина в отношениях с женой может становиться жестоким тираном. Он может даже настаивать, что женщин бить нельзя, и при этом бить жену, причём виновата в этом окажется она, ведь она его довела до того, что он нарушил святой принцип и поднял руку на женщину.

Насильственные отношения начинаются как таковые далеко не всегда. Хотя есть пары, в которых насилие началось почти сразу, — обычно это люди, выросшие и живущие в среде, где насилие воспринимается как норма, в низшем классе или в криминальных кругах, но в большинстве случаев на первых этапах отношений всё выглядит совершенно нормально.

Правда, говорить о нормальных и здоровых отношениях в нашей патриархальной культуре трудно. Традиционный ритуал ухаживания сам по себе предполагает элементы контроля со стороны мужчины и подмены межличностных отношений товарно-денежными. Мужчина проявляет инициативу, а женщина на неё реагирует так или иначе, причём определённые действия мужчины автоматически возлагают на неё обязательства — можно вспомнить цитату Литвака: «Если мужчина приглашает вас на чашечку кофе, подумайте, готовы ли вы с ним переспать».

Ланди Бэнкрофт перечисляет признаки мужчины, склонного к насилию. Интересно, что многие из них отчётливо видны в романтических стереотипах. Он делает вам одолжения, о которых вы не просили, и проявляет чрезмерную щедрость? Красивые жесты (за которые, правда, он может потом попросить плату, например сексом или вечной преданностью). Он ревнует? Значит, боится потерять, а что при этом контролирует поведение и круг общения, так это от большой любви. Ставит на пьедестал и идеализирует? Это прекрасно, и неважно, что любое отступление от созданного им образа идеала рано или поздно будет караться. Как уже говорилось выше, желание завести детей от этой женщины, ещё одна часть романтического идеала, тоже может быть частью контролирующего поведения. Так что можно сказать, что традиционный подход к романтике и началу отношений помогает маскировать признаки семейного насильника.

В любом случае в начале отношений насилие незаметно. Со временем поведение мужчины становится всё более контролирующим и агрессивным, проявляется психологическое и эмоциональное давление. Он начинает оскорблять жену и/или обижаться на любые её действия, выдвигать всё более строгие и часто нелогичные требования. При этом многие мужчины стараются отдалить женщину от её «подушки безопасности» — родных и близких — путём ссор, психологических манипуляций, ревности и запретов.

Женщина всё это время пытается понять, что происходит, и в соответствии с социальным и навязанным мужчиной программированием берёт вину на себя. Она спрашивает себя, что она делает не так, что она может сделать для исправления ситуации. Не помогает и то, что большая часть советов по решению конфликтов в браке, адресованных женщинам, говорят о необходимости идти на компромиссы, договариваться, подстраиваться… Что характерно, один из популярных «народных» советов — завести ребёнка, мол, это скрепляет семью — становится дополнительным фактором в репродуктивном принуждении.

Рано или поздно психологическое давление переходит в угрозы и физическое насилие. Впрочем, это не значит, что до этого ситуация в семье не была насильственной; однако физическое насилие больше признаётся как таковое. Один опрос показал, что в 51% случаев первый эпизод семейного насилия над женщиной произошёл более чем через год с начала отношений. В 30% случаев это произошло в период от трёх месяцев до года, а в 13% случаев в период от одного месяца до трёх.

При этом окружающие часто не видят всей картины. Семейные насильники на людях создают впечатление идеальной семьи и умело манипулируют мнениями, так что виновницей конфликтов считают жену. К тому же во многих общественных слоях исповедуют принцип «бьёт — значит любит» и насилие вообще не считают проблемой.

В 40% случаев насилие в семье начиналось, когда женщина беременела. Это положение, в котором женщина наиболее уязвима: физическое состояние, перепады настроения, беспокойство о ребёнке в случаях, когда он желанен, ограничение мобильности, вопрос финансов и жилья — беременная женщина оказывается куда больше зависима от окружающих, чем женщина небеременная и бездетная.

После рождения детей зависимость мало ослабевает. К тому же многие мужчины с образованием и высоким доходом женятся на женщинах менее образованных, бедных или значительно моложе себя, и эти женщины оказываются в зависимом положении, даже если у них нет детей. Но наличие детей особенно сильно привязывает женщину к мужу, и этому способствует социальное давление: «кто будет их кормить», «детям нужен отец».

Всё это создаёт прекрасные возможности для семейного насильника получить полный контроль над жертвой. А законопроект предлагает ещё больше укрепить его положение и усложнить ситуацию для жертвы.

Сама, дура, виновата

Самый распространённый комментарий, который я слышу от сторонников того пункта законопроекта, с которого началась эта статья, звучит так: «Если в семье отношения хорошие, то вопрос об аборте и так решают вместе, а если плохие и с мужем договориться не получается, то нечего было за такого замуж выходить и надо от него уходить». Интересно, что с первой половиной — «если в семье отношения хорошие, вопрос аборта решают вместе» — согласны и противники законопроекта. А вот вторая половина…

Поразительно, как однозначно те, кто произносят эту фразу, возлагают всё решение проблемы на женщину. Это она вышла замуж за мужа, с которым не может договориться. Это она от него не уходит. Это она собралась делать аборт. Муж тут получается как бы и ни при чём, за исключением того, что попираются его отцовские права. Сторонники не задают логичный встречный вопрос: что же это за муж такой и что он делает с семьёй, что жена не хочет обсуждать с ним возможное появление общего ребёнка?

Очень часто при анализе феномена семейного насилия поступкам мужчины ищут объяснение, даже оправдание: говорят о психологических травмах, о неуверенности в себе, об импульсивности и страстности, о неумении строить отношения... и всё это сопровождается мыслью, что женщина должна войти в его положение и не обвинять его, возможно, даже постараться «сделать его лучше». В то же время женщина, оказавшаяся в ситуации насилия, оказывается за неё ответственной. Это она вовремя не распознала ситуацию, не ушла; это она спровоцировала, довела; это она не приложила достаточно усилий для исправления положения.

Этот подход к распределению ответственности аналогичен культуре изнасилования: за ситуацию полностью отвечает жертва, насильник либо оправдывается, либо исключается из ситуации, как будто его действия никак на неё не влияют. Он поддерживается и тем, как распределяются гендерные функции в «традиционной» семье, — стоит посмотреть, как выглядит на практике красивое определение «женщина — хранительница очага»:

На женщину возлагается задача поддержания эмоционального климата в семье. На это работают многочисленные стереотипы, якобы женщина «более эмоциональна», а мужчина «в эмоциях не разбирается». В случае семейных конфликтов именно женщине обычно рекомендуют «прислушаться», «понять», «потерпеть». Для мужчин есть другой стереотип: «кто в семье мужик?» — рекомендация настоять на своём, показать, кто главный.

На женщину возлагается выполнение «супружеского долга» как обязанности, независимо от её желания. Общественное мнение обычно сходится на том, что если мужчина не хочет заниматься сексом тогда и так, как того желает его супруга, он в своём праве, а если супруга настаивает, то заслуживает титулов стервы и нимфоманки. Ирония в том, что в обратной ситуации — мужчина хочет секса, а женщина не хочет — мужчина опять в своём праве, а женщина снова оказывается стервой, но на этот раз фригидной. В обоих случаях рекомендации те же: мужчине предлагается «настоять на своём» (путём уговоров, манипуляций или даже применения силы, с оправданием «она просто ломается»), а женщине — прислушаться, понять и потерпеть. Остаётся, правда, вопрос, почему секс через «потерпеть» не считается в данном случае насилием.

На женщину возлагается задача сохранения брака, ради брака как такового или ради детей. Традиционно женщине навязывается приоритет отношений перед собственной личностью, «женщине нужен муж, семья и дети», поэтому она более склонна пытаться исправить отношения любой ценой.

От женщины ожидается, что она будет отдавать мужчине приоритет перед другими родными и близкими. Например, при выборе провести время с подругами или с мужем, предполагается, что женщина должна выбрать мужа, иначе она оказывается эгоисткой, которая не уделяет внимания семье. В то же время мужчина при выборе провести время с друзьями или с семьёй поощряется, если выбирает друзей — «мужчины друзей не бросают», «мужчине нужно своё пространство» и т.д.; а вот если он выбирает жену, то получает насмешки и прозвище «подкаблучник».

От женщины ожидается, что она будет поступаться ради мужа своими интересами. Женщины намного чаще переезжают туда, куда нужно или хочется ехать их мужьям, чем наоборот. Они отказываются от продолжения образования, выбирают работу с более низким доходом или перспективами ради того, чтобы оставить время «на семью», или отказываются от работы, бросают хобби. Это, как и отдаление от друзей и родных, лишает женщину «подушки безопасности».

Эти требования к женщине — часть патриархальной системы, они настолько широко распространены и встроены в общество и культуру, что многими практически не замечаются. Поэтому неудивительно, хотя и печально, что сначала насилие игнорируется и даже поощряется всеми вокруг, а потом его жертвам и тем, кто пытается их поддерживать, задают вопрос: почему она не уходит?

Свобода выбора — не наш выбор?

Я читала информацию о действиях в случае насилия в семье, и всё время у меня был только один вопрос: что делать, если женщине некуда пойти? Она подаёт заявление — и возвращается обратно в дом к насильнику ждать повестку в письменной форме, которую он же может прочитать. А потом на неё же возлагается ответственность за то, чтобы доказывать совершавшееся над ней насилие, подвергаясь многочисленным допросам, сомнениям и комментариям сотрудников органов и окружающих. Никакой защиты и поддержки, ни финансовой, ни психологической, ей не гарантируют, а вот вероятность новых унижений и угроз велика. Неудивительно, что в такой ситуации многие женщины, даже решившись уйти от насильника, не подают на него в суд, и он остаётся безнаказанным.

Хотя существование независимых кризисных центров для жертв насилия спасает тысячи жизней и судеб каждый год, но российская правозащитная и социальная системы никак не приспособлены для таких сложных и деликатных ситуаций, как семейное, сексуальное, репродуктивное насилие. Более того, в российском обществе действует немало сил, которые стремятся его оправдывать и продолжать. Законопроект Валерия Драганова — один из примеров такой попытки. Его составители пишут в пояснительной записке: «Российское законодательство в сфере регулирования производства абортов исходит из принципа свободы репродуктивного выбора и охраны репродуктивного здоровья матери. Такой подход, основанный на свободе репродуктивного выбора, противоречит традиционным христианским ценностям, ведёт к духовно-нравственной деградации россиян».

Свобода репродуктивного выбора не соответствует российским традициям. Что ещё им не соответствует? Отсутствие в законодательстве разрешения побивать неверную жену камнями? «Жена да боится мужа»?

Что делать?

Для начала, разумеется, не допускать принятия, а в идеале — даже выдвижения подобных законопроектов, нарушающих права человека и конституцию. Но ещё важнее менять общество и его представления о насилии, сексе и правах, в том числе о репродуктивном праве.

Эксперты сходятся на том, что важнейшую роль в этом процессе играет сексуальное просвещение. То самое, которое десятилетиями не удаётся организовать в России, потому что против него грудью стоят разнообразные группы, вещающие о «растлении» и «разврате». Скажем, Ирина Силуянова, одна из создательниц законопроекта Драганова, говорит: «Вся суть идеологии «планирования семьи» заключается в банальной пропаганде контрацепции. И её результат — не выход из демографического кризиса, а получение фармфирмами прибыли с продаж контрацептивов».

В странах, где сексуальное просвещение принято давно — и на которые, что интересно, любят ссылаться противники абортов как на образец для подражания, хотя в этих странах аборты никак не ограничены, — оно включает (или будет включать в ближайшее время, так как для этого разрабатываются программы):

• информацию о разных методах контрацепции, в том числе тех, в использование которых не может вмешаться посторонний, и о правильном её применении;
• информацию о том, что такое согласие в сексе, понятие «нет значит нет», обсуждение сексуальных практик и связанных с ними вопросов — контрацепция, защита от венерических заболеваний — между партнёрами;
• информацию о здоровых и нездоровых отношениях, о признаках насилия и о его разных формах, о том, какие действия нужно предпринимать, оказавшись в ситуации насилия или в насильственных отношениях.

«Императив заключается в том, что мы должны предоставлять детям комплексное сексуальное образование, которое включает темы насилия и принуждения. Если мы поможем им понять, что такое хорошие отношения и куда можно обратиться, если что-то пошло не так, то мы сможем изменить ситуацию», — говорит Дебра Хаусер, исполнительный вице-президент организации Advocates For Youth.

Сексуальное просвещение нужно не только подросткам, но и взрослым — уровень грамотности в вопросах репродуктивного здоровья и поведения в России крайне низкий. Необходима подготовка кадров в полиции и социальных службах, чтобы женщины не сталкивались с насмешками и недоверием. Информация о репродуктивном принуждении нужна также специалистам, которые сталкиваются с его жертвами в других ситуациях, — например, врачам. По результатам ещё не опубликованного исследования Миллер, если врачи на консультации задают женщине деликатные вопросы о том, не сталкивается ли она с насилием в отношениях, это увеличивает вероятность того, что она выйдет из этих отношений и/или обратится за помощью. А для того, чтобы эту помощь можно было оказать, нужны:

• обеспечение доступа к контрацептивным средствам и средствам защиты от венерических заболеваний, включая их финансовую доступность;
• обеспечение доступа к качественному репродуктивному здравоохранению;
• обеспечение защиты и помощи жертвам сексуального и семейного насилия, включая создание и поддержку специальных центров и разработку соответствующего законодательства;
• своевременное выявление случаев домашнего и сексуального насилия и реагирование на них.

Конечно, это сложнее, чем ограничительные и запретительные законы, и требует финансирования, а не «экономии» на ОМС. И для того чтобы это делать, нужно действительно заботиться о женщинах, а не о том, как бы их строже контролировать.

Ольга Бурмакова

Источники:

1. chaskor.ru