Испытание буднями

...Из Новосибирска приходили тревожные письма. Эмма жаловалась на мужа, была недовольна семейной жизнью. Это удивляло Ольгу. Еще недавно Эмма казалась счастливой. Теперь же писала о том, что муж почти не помогает ей в домашней работе. "Он преспокойно усаживается в кресло с газетой или устраивается у телевизора, предоставляя мне самой возиться с кастрюлями и тарелками. И хотя мы еще не ссоримся, но это только благодаря его благодушному, спокойному характеру. А я уже рычу! Мой характер ты знаешь, меня возмущает мужской эгоизм и потребительство, у меня нет твоей уступчивости, я называю вещи своими именами. Он совершенно такой же, как мой отец, тот тоже никогда тарелки за собой не мог убрать, и мамуля крутилась одна с детьми и с хозяйством... Ну, а я не такая!"

Иногда к Ольге заходила Тамара, с которой они учились в одном классе. Ольга не была с ней особенно дружна, ее настораживали категоричность Тамары, ее недобрые суждения о людях, резкий, не допускающий возражения тон.

Тамара в прошлом году вышла замуж, но с мужем ссорилась, жаловалась на него и раздражалась, видя, что Ольга с Володей живут дружно.

- На днях мы собирались в гости к моим родным,- рассказывала Тамара.- Я попросила Сашу купить конфеты получше. Смотрю - принес коробку обычной "Ласточки". Что, говорю, похуже не мог достать? Так он, видишь ли, обиделся, весь вечер сидел хмурый. А потом, когда вернулись, читать стал. "Мне свет мешает! Спать ложись",- прошу я. Он на кухню ушел книгу читать. А первое время был таким внимательным, терпеливым...

- Может быть, надо постараться говорить с ним мягче? - сказала Ольга.

- Что же, уступать ему во всем? Все терпеть? Кому это надо?

- Возможно, Саша просто слишком обидчивый. Ты не пробовала свести все к шутке, если он начинает сердиться?

- К шутке? - сердито переспросила Тамара.- Как это к шутке?! Он заявляет мне, например, что хлеб к обеду я сама должна была купить, не посылать его, голодного, в магазин, а я с ним шутить буду? Не дождется!

- Я читала интересные статьи о психологической подготовке к браку,- осторожно начала Ольга.- Слушала беседы, лекции, консультации...

- Ты думаешь, я статьи эти не читала? Лекции не слушала? - прервала ее Тамара.- В зубах навязли все эти советы, рекомендации! Только и слышишь на каждом шагу: "Вы вступаете в брак, вас теперь двое, у вас появились новые заботы, обязанности. Брак - это труд, а не удовольствие. Вы должны приспосабливаться к интересам партнера, должны быть внимательны, вы обязаны!.." Надоело до ужаса! Посмотреть бы на этих советчиков: были ли они женаты? Или, может быть, у них мужья или жены идеальные?!

Думаешь, прочитает муж такую статью и скорее в булочную побежит, белье стирать отправится? Да ничего подобного! Каким был, таким и останется! А я хочу жить спокойно и не думать постоянно, что брак - это труд, что я кому-то что-то должна и чем-то обязана! Должна варить, должна стирать! А он телевизор смотреть будет!

- Я видела недавно прекрасную пару,- медленно, словно раздумывая, стоит ли об этом рассказывать Тамаре, произнесла Ольга.- Они так счастливы и нежны...

- Да ну! - перебила ее Тамара.- Посмотрела бы я на этих влюбленных года через три-четыре после замужества! Она - злая, усталая - у плиты, он - ленивый, прожорливый - у телевизора! Вот что стало бы с этими Ромео и Джульеттой!

Ольга нахмурилась:

- Почему тебе нравится говорить о людях дурно?

"Неудивительно, что у Тамары не складываются отношения с мужем,- подумала Ольга.- Она привыкла зло говорить о людях и очень груба сама".

- Я тоже раньше думала,- сказала Тамара,- что у нас не будет так, как у других, что мы не станем ссориться из-за быта и мелочей! Утром я встала рано, нарядилась, причесалась. Жду его к завтраку. Наконец Саша встал. Лениво поболтал ложкой в тарелке и сказал недовольно:

- Что это за бурда? Лучше бы сварила картошку. Я обиделась страшно. Настроение сразу упало. Мы не

разговаривали два дня. А как бы ты поступила на моем месте?

- Конечно, мне тоже было бы обидно. Но, может быть, не стоит из-за этого два дня не разговаривать?

- Не знаю, не знаю! У тебя, наверное, просто нет самолюбия!

Глаза Ольги потемнели. Она отошла к окну, стала смотреть на улицу.

- Ты что? - удивилась Тамара.

"Наверное, я никогда не смогла бы сказать подруге - у тебя нет самолюбия или что-нибудь в этом роде. Видимо, я очень ранима и поэтому боюсь обидеть других",- решила Ольга. Слова Тамары задели ее, причинили боль.

Она ходила по комнате, вытирала пыль, но это не приносило облегчения. Постаралась представить, как она реагировала бы на подобное замечание Саши. Наверное, сказала бы что-нибудь вроде: "Я так старалась, хотела тебя повкусней накормить! А ты..." Впрочем, и Володя не сказал бы мне: "Сварила такую бурду!.." Как-то я сделала фаршированную рыбу, и она, по-видимому, не получилась, была невкусной, малосоленой. Володя попробовал и сказал:

- Ты знаешь, я сегодня поел в институте.

Потом я увидела, что он ест хлеб... И мне стало так его жалко... Но ведь однажды, когда я задержалась в парикмахерской и не приготовила вовремя ужин, Володя тоже сказал мне, правда полушутливо:

- Не забывай, что ты теперь замужняя женщина! Я засмеялась:

- Постараюсь запомнить.

"У тебя просто нет самолюбия" - эта фраза, сказанная Тамарой, задела ее. Как легко люди обижают друг друга, как неосмотрительны в словах, неделикатны... И как обидчивы, когда это касается их самих, думала Ольга.

Вечером она была задумчива и молчалива. Односложно отвечала на вопросы Володи. Он подошел, хотел обнять ее, но, взглянув, опустил руки.

"Что с тобой?" - спрашивали его глаза. Она попыталась улыбнуться. И не сумела. И не смогла быть ласковой, как обычно...

Володя обиделся, смотрел отчужденно.

"Я не хочу, чтобы так было,- сказала себе Ольга на следующее утро.- Пусть этот хмурый, пасмурный день не повторится в нашей жизни. Надо научиться скрывать свое дурное настроение, боль, неприятности и не отравлять ими жизнь. Это трудно, конечно, но необходимо. Но как легко все разрушить! Какое хрупкое, оказывается, счастье. Как быстро ускользает оно от неосторожного слова, необдуманного поступка... Неужели счастье так непрочно? Значит, если я стану хмуриться, молчать, буду холодной, то и Володя сделается таким же, и уйдет из наших отношений радость взаимопонимания... Нет, я не хочу этого. Постараюсь держать себя в руках. Мне так больно, если он сумрачен. Хочу, чтобы его глаза всегда улыбались мне, а голос не звучал жестко. Я просто не могу, если он как чужой..."

Может быть, то же самое думал Володя, потому что на следующий день был очень нежным, а глаза смотрели чуть виновато.

...Из Новосибирска приходили грустные письма: "Семен оказался обычным, достаточно эгоистичным мужчиной,- писала Эмма,- он избалован, любит вкусно поесть и никогда не вымоет за собой тарелки, и если раньше мы не ссорились, то теперь дело доходит до скандалов. Я не могу переносить того, что он часами способен сидеть у телевизора, неаккуратен, не может пришить себе пуговицу и разбрасывает окурки. И вообще я представляла себе семейную жизнь совсем другой..."

"Какой? - спрашивала Ольга,- без кастрюль, супов и оторванных пуговиц? Но ведь так не бывает! Кому-то все равно приходится это делать?"

"Все они такие! - сердито говорит Тамара.- Простоишь весь день у плиты, жаришь и варишь, света не видишь, а он: "Почему компота нет?", или: "А мама сама пельмени делает, это совсем не то, что готовые!", или: "Дома у нас никогда не едят первое и второе из одной тарелки!" Бросишь все и кричишь ему: "Сам готовь! Сам мой! И вообще отправляйся к своей мамочке. Пусть она тебя кормит!"

Ольга любила, чтобы на обеденном столе стояли цветы и посуда была красивая. Эту привычку она унаследовала от мамы. "У меня портится настроение, если в комнате не прибрано, на столе беспорядок!" - говорила мама. Володя по-студенчески мог есть прямо со сковороды, в банку с вареньем забирался своей ложкой, по утрам ел "на ходу". У мамы за столом сидели долго, ели не спеша. Обычный воскресный обед становился праздником. Ольга не помнит случая, чтобы мама положила второе на ту же тарелку, что и первое. И все, что мама готовила, с детства казалось особенно вкусным.

Мама всегда была в центре внимания, ее жизнерадостность, умение ладить с людьми, приветливость, аккуратность привлекали людей, располагали к ней. У нее всегда подолгу гостили подруги, приятельницы, она постоянно о ком-то заботилась. Умела одной своей улыбкой гасить вспыхнувшую ссору, конфликт, не любила натянутости в отношениях. Отца Ольга помнила плохо, мать овдовела, когда Ольге было пять лет. Теперь мать растила внуков и жила вместе со старшим сыном Сергеем. Невестка очень привязалась к ней, звала мамой, и Ольга даже ревновала ее немного к матери. Ольге казалось, что Галина - жена Сергея - слишком загружает маму домашними делами, а сама занята преимущественно собой. Но мама на усталость никогда не жаловалась и, выйдя на пенсию, целиком посвятила себя внукам, заботе о них.

Клавдия Ивановна, мать Володи, была женщиной другого склада. Хотя она с мужем жила в просторной двухкомнатной квартире, Клавдия Ивановна сразу же сказала, что жить молодые должны отдельно.

- Я слишком хорошо помню, как мы не ладили со свекровью,- решительно объявила она.- И вообще двум хозяйкам на кухне трудно! А помогать мы вам будем.- И она улыбнулась Ольге, которая ей сразу понравилась.

Клавдия Ивановна любила рассказывать о новых спектаклях, кинофильмах, o иной раз сердилась на некоторых молодых девушек, которых считала развязными, излишне модно одетыми.

- А помнишь,- сказала Клавдия Ивановна Володе,- как на танцах ты с одной такой познакомился? Еще в десятом классе был. Привел ее к нам. Юбка до земли, вся затянутая-перетянутая, раскрашенная. Я как глянула на нее...

Все засмеялись.

- И вообще,- продолжала она,- непонятно мне многое. Может быть, устарела я, от века отстала. Но, думается, слишком уж просто и легко решают иные современные девушки самые сокровенные вопросы взаимоотношений.

- Акселерация! - сказал Володя.

Ольга думала о словах Клавдии Ивановны. Может быть, некоторые девушки потому и одеваются вызывающе и увлекаются косметикой, что им очень хочется выйти замуж. А как обратить на себя внимание - не знают, думала Ольга. Она вспомнила грустное письмо девушки, которое однажды прочла в газете.

"Недавно мне исполнилось 27 лет, но я не замужем. У меня есть две подружки, очень хорошие девушки, одна на год старше, другая на три года моложе. Они тоже не замужем. А время идет. Еще одна осень наступает, и настроение очень грустное, даже улыбаться не хочется! Раньше мы с удовольствием бегали на лыжах, ходили в кино, театр, а теперь перестали любить выходные дни...

Нам так хочется иметь семью, детей, о ком-то заботиться! Так горько и одиноко! На работе иногда слышишь "Тебе хорошо одной, никаких забот". Знаете, как больно становится..."

Ольге тоже стало больно, когда прочла это письмо, она тоже знала такую девушку.

Прибирая на кухне вместе с Клавдией Ивановной, Ольга спросила у нее:

- Наверное, Павел Иванович всегда помогал вам?

- Как тебе сказать...- Клавдия Ивановна немного подумала.- Понимаешь, Павел всегда был так увлечен своей работой. Конечно, он мне помогал временами: в магазин сходит, посуду помоет... Как-то поручила я ему макароны сварить. Отправился. Готовить стал. Заглянула на кухню, вижу: сидит у плиты, физиономия отсутствующая, весь в своих расчетах и графиках, на пакете от макарон какие-то формулы рисует... Постояла я рядом, посмотрела на лицо его... И словно открылось мне что-то в нем. "Пусть,- думаю,- живет чертежами своими да расчетами, а я уж сама как-нибудь с хозяйством управлюсь".