О "технологии" супружеского общения

Не всегда посуда бьется к счастью

Суббота, утро. Муж моет после завтрака посуду. Жена чистит на обед картофель и тихонько вторит задушевному голосу, льющемуся из маленького транзистора на кухонном столике: "Для кого-то просто летная погода..." - прочувственно выговаривает жена и вдруг озабоченно перебивает себя: "Хоть бы до завтра погода-то продержалась".- "А что такое?" - не сразу и каким-то деревянным голосом откликается муж. "Что, что... Стирка у нас завтра - вот что. Встанем пораньше - и..." Она не заканчивает. С несчастным, перекошенным лицом муж медленно поднимает над головой последнюю вымытую тарелку, изо всех сил бросает ее на пол и вылетает из кухни, хлопая дверью. Транзистор падает между осколков тарелки и умолкает. Из почти гипнотического оцепенения жену выводит только отчаянный вопль мужа: "Больше ты меня не увидишь, провались оно все пропадом!" Хлопает входная дверь, и в доме повисает зловещая тишина.

Это не описание острого приступа психического заболевания, а иллюстрация к фразе из "Краткого словаря психологических понятий" : "Успешность общения между людьми определяется степенью выраженности у каждого из общающихся коммуникативных способностей ".

Когда муж вернулся (впервые за пять лет брака он прожил у товарища неделю), супруги появились в кабинете семьи. Постепенно стала вырисовываться следующая картина их отношений, в которой описанный эпизод был всего лишь последним, хотя и довольно выразительным штрихом.

Используя тщательно разработанную систему поощрений и наказаний, жена воспитывала в своем супруге черты "образцового мужа". Постепенное и почти незаметное урезание его прав коснулось, наконец, святой для него вещи - рыбалки. Последние два-три месяца жена все чаще была "вынуждена" стирать по воскресеньям. Этот единственный день до сих пор оставался последним заповедным уголком, в котором ее муж мог еще ощутить себя в кругу приятелей самостоятельным человеком. Жену, естественно, крайне беспокоило, что там, на рыбалке, он оказывается вне ее мягкого, ласкового, но очень последовательного и настойчивого воспитательного влияния.

Ответственность за создавшееся положение здесь, как ни странно, во многом ложится на мужа. Почему он молчал и не объяснял жене, что ему становится все тяжелее, что ущемляются какие-то его важные потребности? Почему не сигнализировал об опасности взрыва? Почему позволил довести ситуацию до такого драматического и непредвиденного поворота дела? Ведь для обоих все действительно оказалось громом среди ясного неба. Для мужа это не было рассчитанным жестом: он вообще не подозревал в себе способностей к такому эмоциональному всплеску. Неожиданной оказалась его дикая выходка и для жены: ничто не предвещало бунта.

Вместе с тем их отношения были достаточно прочными, оба испытывали друг к другу теплые чувства и проявляли трогательную заботу. Например, каждый старался взять на себя всю вину за описанный только что печальный эпизод, хотя в этой самоотверженности и ощущалась какая-то поспешность, излишняя готовность. Несомненно, она была продиктована желанием уклониться от серьезного анализа, избежать совместных разговоров. В этом как раз и заключается один из самых важных механизмов нарушения взаимоотношений наших супругов: их общение было бедным, неразвитым и ненадежным. Внешне это выглядело как нежелание говорить о своих чувствах и неумение выразить их друг другу в словах.

Конечно, хорошо знакомые, и тем более живущие под одной крышей, люди обычно вполне обходятся без ежедневного и детального анализа своих взаимоотношений. Они неплохо понимают друг друга и без слов. Он как будто углубился в газету и стал насвистывать. Она слишком громко переставляет на кухне кастрюли. Он предложил сходить в кино. Она затеяла стирку на ночь глядя. Оба прекрасно ощущают, что за каждым таким жестом закреплено определенное значение. Оба читают между строк и поведение, и слова друг друга. Вот только всегда ли достаточен этот "язык супружеских жестов"?