7. Полифоничность сексуального удовольствия

В сексуальном удовольствии как в "фокусе" собираются все "загадки" любви, увеличиваясь и нередко искажаясь в глазах ее "жертв". Поэтому нельзя дать не только однозначного, но и более или менее приемлемого определения его сущности. Такое исчерпывающее и не вызывающее возражений хотя бы у большинства людей определение вряд ли появится в скором времени, по меньшей мере по двум существенным причинам. Во-первых, в связи с исключительной многогранностью сексуального наслаждения и, во-вторых, в связи с тем, что оно в значительной степени является переменной величиной, реализуемой различным образом разными субъектами в разных ситуациях. Отсюда и многообразие, фрагментарность, противоречивость и односторонность определений, предлагаемых до сих пор.

Сексуальное удовольствие пытались определить и как специфический, унаследованный от животного мира атавизм, и как сильнейший наркотик, и как физическое и психическое опьянение, и как временное умопомрачение, и как судьбоносный акт счастливой или роковой связи, и как высшее на земле удовольствие, и как праздник всех чувств, и как ничем не заменимый стимулятор физических и психических сил, и как показатель и стимул самочувствия личности, и как причину творческих свершений и жертвенности.

С другой стороны, сексуальное удовольствие определяется и как биологический феномен, и как социальный, и как физический, и как психический, и как явление материальное, и как идеальное, и как стандартно-стереотипное, и как неповторимо-индивидуальное, и как нечто возвышенное, и как нечто низменное, даже как подвиг и как преступление.

Нам представляется, что в каждом из столь разнообразных и часто взаимоисключающихся определений есть известная доля истины, в каждом отражаются определенные функции и проявления сексуального наслаждения - при определенных конкретных условиях. В силу этого они не могут считаться полными, всеобъемлющими или универсальными. Поэтому мы можем рассчитывать лишь на то, что сумеем более определенно раскрыть некоторые существенные его особенности, показать их роль в различных ситуациях, в общих чертах наметить сложную диалектику и динамику взаимного перехода составляющих его компонентов.

Взгляд на сексуальное удовольствие как на своеобразный атавизм, каким бы односторонним он ни был, имеет известные основания. Состояние и поведение людей во время сексуального удовлетворения действительно иногда напоминают об аналогичном поведении и состоянии животных в такой же ситуации - прежде всего высших животных. Видимо, именно на этом основании чересчур строгие моралисты объявляют сексуальную связь и сексуальное удовольствие проявлением животного, даже звериного начала. Поспешность такого приговора неосновательна, поскольку здесь абсолютизированы общие черты, характерные для проявления полового инстинкта у животных и у людей, но игнорируется качественное их различие.

Определение сексуального удовольствия как особенно сильной степени опьянения тоже имеет определенное основание. Охваченный любовным чувством и особенно сексуальным желанием, человек в ряде случаев начинает вести себя как "пьяный" уже с самого начала ухаживания. С замечательным художественным мастерством Л. Н. Толстой описал опьяняющее воздействие любви в "Анне Карениной", в знаменитой сцене московского бала. Вот как выглядит на балу Анна в глазах Кити Щербацкой: "Она не сходилась с Анной с самого приезда и тут вдруг увидала ее опять совершенно новую и неожиданную. Она увидала в ней столь знакомую ей самой черту возбуждения от успеха. Она видела, что Анна пьяна вином возбуждаемого ей восхищения. Она знала это чувство и знала его признаки и видела их на Анне - видела дрожащий, вспыхивающий блеск в глазах и улыбку счастья и возбуждения, невольно изгибающую губы, и отчетливую грацию, верность и легкость движений"^*.

^* (Толстой, Л. Н. Собр. соч. Т. 8. М., 1952, с. 89.)

Такое же и психическое состояние Вронского: "Вронский никого и ничего не видал. Он чувствовал себя царем, не потому, чтоб он верил, что произвел впечатление на Анну, он еще не верил этому, - но потому, что впечатление, которое она произвела на него, давало ему счастье и гордость"^*.

^* (Там же, с. 114.)

Если в первый период знакомства и борьбы за установление желанной связи опьяняющее воздействие секса "поражает" преимущественно психику, то в момент совокупления и оргазма пьянящее чувство целиком захватывает физику человека. В интимные минуты высшего возбуждения влюбленные способны на такие вещи, на которые они никогда бы не отважились в другой обстановке. Речь идет не только о "бесстыдной наготе", конвульсиях, выкриках, не о том, что влюбленные тискают друг друга в объятиях, кусают, что иногда совокупление сопровождается временной потерей сознания и т. д., но и о том, что в таком состоянии меняется целостное отношение к происходящему.

Однако, несмотря на все это, нельзя не заметить, что наркотическое, опьяняющее действие любви существенно отличается от действия настоящих наркотиков. Прежде всего отличие заключается в том, что это всего лишь один из компонентов любовного влечения и любовной неги, который зависит от остальных и поэтому не играет самостоятельной роли. Воздействие его на психику, за редкими исключениями, в значительной мере подвластно контролю, да и результаты далеко не столь удручающи. Опьяняющее действие любовного переживания и удовольствия может контролироваться, изменяться и направляться под влиянием сознания человека и сложившихся социальных условий. Поэтому его можно использовать как в интересах самих влюбленных, так и всего общества.

Сексуальное удовольствие можно рассматривать и как судьбоносный акт соединения двух людей, как нечто, происходящее с неотвратимостью рока. Наверное, именно это имел в виду Гельвеций, когда писал, что "роман закончен, когда романист уложил мужчину и женщину в одну постель"^*. В романе, как и в жизни, должна существовать любовь, ибо человек обречен на нее, в продолжении рода заключается бессмертие личности и его биологического вида.

^* (Гельвеций, К. А. О человеке, его умственных способностях и его воспитании. М., 1938, с. 312.)

"Роковая" предопределенность сексуальной связи и сексуального удовольствия может толковаться и иногда толкуется в божественно-идеалистическом, биологическом, социальном и индивидуальном плане. Недооценка, или же переоценка любого из этих толкований, за исключением первого, давно отвергнутого всей наукой, ведет к односторонности, к расхождению с реальными фактами и, в конечном итоге, чревата отрицательными последствиями. Поэтому необходимо использовать комплексный подход, учитывать роль и значение каждого фактора в связи с конкретными социальными условиями.

Еще важнее подчеркнуть, однако, что сексуальное удовольствие вовсе не так фатально предопределено и неизменно. С точки зрения его сущности оно поддается регулированию и в социальном, и в индивидуальном, а в известной мере и в биологическом плане. В условиях социализма, в частности, отсутствуют, как известно, какие-либо общественно-политические, экономические, юридические или другие нормы, регламентирующие сексуальную связь людей. Еще менее приемлемо и даже наивно допускать в наше время, чтобы интимные отношения мужчин и женщин рассматривались как нечто предопределенное, зависящее от действия каких-то статистических, биологических, нейрофизиологических или психических закономерностей.

Отдельный человек "раскрепощен" как в социальном, так и в сексуальном отношении, в связи с чем его благополучие в значительной мере зависит от личной настойчивости, находчивости и инициативности. Бесспорно, роль случая, "шанса" имеет известное значение и при социализме, однако она не является определяющей в обществе, которое все успешнее овладевает природными, социальными и индивидуальными закономерностями развития.

Сексуальное удовольствие иногда рассматривается как высшее из доступных человеку на земле. В поддержку этому приводятся как биологические, так и социальные и психические аргументы. Что касается животных, то их "переживания" и все остальные последствия, связанные с проявлением полового инстинкта, и в самом деле знаменуют высшую точку в их животном существовании. Поэтому логично предположить, что наслаждение, получаемое животными от полового акта, является самым сильным из известных и доступных им.

С известными оговорками, такое предположение можно признать справедливым. Действительно, удовлетворение полового инстинкта и связанного с ним инстинкта продолжения рода является у животных ярким выражением родового и индивидуального предназначения. Однако нужно иметь в виду, что применительно к животным, даже высшим, вряд ли можно говорить об удовольствии в общепринятом, человеческом смысле.

Удовольствия и наслаждения, по нашему мнению, являются чисто человеческим продуктом и результатом. Они вызываются органически связанным взаимным возбуждением биологических, нейрофизиологических и психических факторов. Основной предпосылкой выделения их в относительно самостоятельные внутренние состояния являются, как нам кажется, психические факторы. Биологические же и нейрофизиологические факторы выступают в роли той важной основы, на которой они возникают, однако ими не определяется и не исчерпывается их специфика.

Поэтому правильнее рассматривать этот компонент психической жизни человека прежде всего как человеческое переживание и наслаждение. Логично предположить, что все животные (известную оговорку можно сделать в отношении высших животных) , у которых нет психической жизни, не испытывают наслаждения и удовольствия, понимаемых в подлинно человеческом смысле слова. У них, похоже, в процессе удовлетворения полового инстинкта могут наблюдаться известные биологические и нейрофизиологические состояния, которые с долей условности можно характеризовать как облегчение, умиротворенность, расслабленность. Поэтому сравнение испытываемого животным полового облегчения и "блаженства" с испытываемым человеком сексуальным наслаждением представляется нам слишком рискованным. Еще более рискованно, разумеется, отождествлять эти состояния.

Несмотря на высказанные выше соображения, взгляд на сексуальное удовольствие как на высший тип удовольствия является достаточно оправданным. Прежде всего оно является высшим типом удовольствия потому, что при всей невозможности свести его к одной только биологии, тем не менее затрагивает и "использует" самые существенные стороны биологической и нейрофизиологической природы человека, а также потому, что является выражением его жизненности и приводит при определенных условиях к продолжению рода. Оно представляет собой высший тип удовольствия еще и потому, что способствует удовлетворению не только биологических и нейрофизиологических потребностей человека, но и его психических потребностей, и дает мощный толчок к их дальнейшему развитию. Высшим типом оно является еще и потому, что представляет собой не механическую сумму нейрофизиологических, чувственно-психических и интеллектуально-эмоциональных ощущений, а качественно новый тип переживания, которое включает все отдельные ощущения и превосходит каждое из них.

Наверное, в силу этих причин сексуальное удовольствие не поддается конкретному и окончательному определению. Оно является проявлением самых ярких сторон человеческой природы. Чтобы дать ему "исчерпывающее", охватывающее все стороны определение, человеку пришлось бы превзойти себя, подняться над собой, что, разумеется, невозможно. Отсюда, конечно, не следует, что сексуальное удовольствие, как и другие наиболее общие и сложные понятия, нельзя определить в принципе. Можно исследовать и раскрыть его характер, но все определения будут не "исчерпательными" и "полными", а будут отражать всего лишь ту или иную его особенность, ту или иную связь или взаимозависимость его от бесконечно разнообразной действительности и ее явлений.

Рассмотрение сексуального удовольствия в связи с другими сторонами деятельности человека позволяет, в частности, сделать вывод о том, что, несмотря на всю его важность, необходимость и силу воздействия, его нельзя безапелляционно объявлять высшим удовольствием. Правильнее и точнее считать его одним из высших человеческих удовольствий, причем по нескольким причинам. В силу обстоятельств люди могут лишаться возможности полноценно удовлетворять свою сексуальную потребность, что, правда, происходит не всегда безболезненно и имеет отрицательные последствия. Несмотря на относительную самостоятельность и довольно сильную "эксплуатацию", для человека получение сексуального удовольствия не является самоцелью, оно лишь средство для достижения других, более значительных целей. Внося свой вклад в продолжение рода, оно приносит человеку радость и счастье, способствует всестороннему проявлению его творческих сил, вдохновляет на великие дела и подвиги.

Удовольствие и радость, испытываемые в процессе творческого труда, сознание выполненного общественно-политического или нравственного долга и значительные успехи и достижения, коренным образом отличаясь по своей сути, по значению и силе не уступают, а иногда своими духовно-психическими особенностями и превосходят самое сильное сексуальное удовольствие. Творческая неудовлетворенность и неукротимое стремление человека к совершенству поддерживаются и сексуальным удовольствием, сексуальным переживанием, но не всегда они прямо зависят от последних и, в свою очередь, приводят к такой концентрации сил и вызывают такое чувство удовлетворения, какое не всегда дает сексуальное удовольствие.

Из этого следует, что сама постановка вопроса о сексуальном удовлетворении как о высшей по отношению ко всем остальным форме человеческого удовольствия не совсем правомерна. Более уместно сказать, что удовлетворение сексуальной потребности и связанных с этим субъективных переживаний совершенно необходимо каждому нормальному человеку.

Отрыв связанных с сексом переживаний и удовольствий от реальной бытовой, нравственной, эстетической и прочих сторон деятельности, превращение их в самоцель отрицательно сказывается на всей личности, ведет к обесцениванию секса. В таких случаях человек деградирует, ибо в центр своего существования ставит потребительско-эгоистические цели. Тем самым обедняется само сексуальное удовольствие, поскольку оно лишается важнейших обогащающих его факторов - творческого труда, общественной и личной устремленности к созидательным целям и идеалам, нравственной и эстетической возвышенности.

Сила и значение сексуального удовольствия в значительной степени зависят от его органического слияния с остальной деятельностью человека, от значимости, перспективности и величия поставленных целей. Разумеется, такое органическое слияние достигается не прямо, а косвенно - через взаимное стимулирование секса и созидательной производственной, общественно-политической и интимно-индивидуальной деятельности личности и наоборот. При гармоничном взаимном дополнении практической и теоретической деятельности интимной сексуальной жизнью вопрос о том, что является высшей формой наслаждения - сексуальное удовольствие или удовлетворение творческим трудом или благородным подвигом, становится беспредметным, поскольку чаще всего такие чувства сливаются, дополняются взаимно и поэтому совершенствуются и приобретают возвышенный характер.

Определение сексуального удовольствия как праздника чувств относится к тому небольшому числу определений, которые не вызывают возражений, хотя и являются односторонними. Причиной этого можно считать сам факт того, что в этом определении отражается не просто очевидная, но и универсальная особенность сексуального наслаждения. Сексуальное возбуждение и сексуальные переживания всегда сопровождаются обострением чувствительности всех органов восприятия, за исключением вкусовых. Зрение, обоняние и осязание как бы соревнуются внести больший вклад в опьянение человека.

Возбуждающее действие чувственных ощущений настолько велико, что иногда заставляет женщину, которой как будто сама природа отвела пассивную роль в обеспечении своего счастья в любви, переходить в активное наступление. Екатерина Ненчева говорит об этом отступлении от классического "оборонительного" амплуа женщины (ставшем, между прочим, практически доминирующим в наши дни) в одном из своих стихотворений:

 Приди, безумец, полыхни
 признаньем, как пожар,
 в бреду к устам моим прильни
 и пей из них нектар. 

 Приди, безумец, воплоти
 свой замысел сполна, 
 покуда сладостной мечтой 
 душа моя полна.*

^* (Антология на българската любовна лирика. С., 1978.)

(Перевод А. Рушковского)

Очевидно, "нектар" в этом случае символизирует неистовую "жажду" чувств, и "пьяный дух", требующий удовлетворить эту жажду. Нашла поэтесса и нужные слова, чтобы охарактеризовать стихийную силу живительного "огня", неукротимо бушующего в душах влюбленных.

В "Жертвоприношении", этом восторженном гимне сексуальной любви, Димчо Дебелянов подчеркивает, что праздник чувств - это не механически полученная сумма крайне интенсивных ощущений и восприятий, а качественно новое состояние сверхвозбуждения, спонтанно охватывающего человека, оглушающего его и вызывающего ни с чем не сравнимые состояния и переживания:

 Твои уста восторженно лобзали
 мне плоть, в нее вдыхая летний зной,
 и вопли страсти мое тело накрывали
 волной могучей, пламенной волной. 

 Ты в гибельном желаньи стан извила,
 гимн кровь твою призывом озарил -
 я подчинился и, собрав все силы,
 губам подставил губы и глаза закрыл. 

 Когда очнулся, мир дышал покоем,
 нектара капли на устах сверкали янтарем,
 и бледный дым клубился надо мною -
 точь-в-точь над освященным алтарем.*

^* (Там же, 82-83.)

(Перевод А. Рушковского)

Поэт не восторгается любовным опьянением, а как бы рисует его перед нами, показывая таким, каким оно бывает в реальности и каким может стать под одухотворяющим воздействием большой человеческой души. Таким образом художественное опоэтизирование любви сливается с ее житейско-практическим возвышением. Восторженные лобзания олицетворяют всепобеждающую стихию вечного порыва, взаимные ласки - безграничное очарование любовного чувства.

Понимание сексуального удовольствия как праздника чувств является, однако, односторонним и недостаточным, поскольку в нем переоценивается чувственно-потребительская сторона и недооцениваются или просто игнорируются духовно-стимулирующие функции сексуального удовольствия. В сексуальной любви интенсивное переживание сексуальной радости, блаженства и счастья длится, как известно, считанные минуты, а высшее, "божественное" ощущение занимает какие-нибудь секунды. Наивно было бы считать, что сущность и значение сексуального переживания исчерпываются этими минутами и секундами. Мгновения высшего блаженства - лишь последствие продолжительного болезненного напряжения, радостной и мучительной любовной борьбы. Сила этого переживания, как и его положительное или отрицательное воздействие, в значительной степени зависят от характера предварительной подготовки и от целей борьбы.

Поэтому в сексуальное удовольствие, заряду с минутами и секундами непосредственного высшего переживания, входят часы, дни, а иногда и месяцы терпеливой, напряженной, мучительной и радостной проверки взаимности, уговоров, адаптации друг к другу, сопровождаемые приливами и отливами, надеждами и разочарованиями, радостью и скорбью, горестями и восторгом. С еще большим основанием в него можно включить и то влияние, которое минуты непосредственной любовной близости оказывают на последующие часы, дни, месяцы, а иногда и годы жизни человека.

По этим причинам сексуальное удовольствие ни в коем случае не может определяться, измеряться и оцениваться только неповторимой прелестью и сказочным волшебством непосредственного чувственно-психического и духовно-эмоционального переживания. Его сущностная характеристика, особенности и значение зависят в основном от воздействия, которое оказывает любовный акт на самочувствие, дееспособность, инициативность и на все дальнейшее поведение личности. Полноценное сексуальное удовольствие, возникающее на основе возвышенной, содержательной интимной любовной связи, как правило, способствует укреплению всех или почти всех жизненно-биологических, нравственно-психических и творческо-созидательных сил мужчины и женщины. Поэтому сексуальную любовь и сексуальное удовольствие следовало бы рассматривать, характеризовать и оценивать прежде всего в качестве незаменимых стимуляторов всей человеческой деятельности, развития лучших сторон человеческой натуры.

У сексуальной любви, как и у всего в жизни, есть, однако, и свои слабые стороны. Сильнейшее чувственное удовольствие, лежащее в основе сексуальной любви, связано с таким напряжением нервной системы и психики, что иногда человек оказывается не в состоянии вынести подобные нагрузки. При определенных условиях сверхвозбуждение ведет к истощению, которое компенсирует естественную сексуальную потребность неестественными формами проявления.

Преждевременное или чрезмерное увлечение чувственной стороной сексуальной любви, примитивная, животная ее "эксплуатация" истощают чувствительность, снижают половую потенцию. В таких случаях человек обычно пытается использовать новые, более сильные и необычные возбудители, что нередко становится причиной различных извращений. Отклонения от нормальной сексуальной жизни (например, групповой секс) вызывают еще большее нейрофизиологическое и психическое истощение, а это, в свою очередь, становится причиной патологических отклонений в других сферах жизни и деятельности человека. Этот заколдованный круг ведет к деградации личности, к серьезным трагедиям и преступлениям.

Упадок рабовладельческой, феодальной и капиталистической общественно-экономических формаций проявлялся, наряду с другим, и в своеобразных эротических вакханалиях, захлестывавших значительную часть представителей господствующих классов.

"Новинкой" капитализма в этом отношении явилось то, что в силу общественно-исторических и психологических причин в сексуальные злоупотребления включается не только значительная часть буржуазии как господствующего класса, но и часть представителей средней и мелкой буржуазии (особенно из среды интеллигенции), и даже отдельные представители пролетариата. В этом отношении весьма показателен фильм прогрессивного итальянского режиссера Бертолуччи "Двадцатый век". В нем, наряду с серьезными достижениями в анализе социальных, психологических и художественных проблем, проводится мысль о том, что сексуальная революция нужна людям чуть ли не так же, как и социальная.

Процесс сексуального разложения начинает особенно интенсивно развиваться на европейском континенте с конца XIX -начала XX века. В атмосфере безнадежности, господствовавшей в главных европейских капиталистических странах накануне первой мировой войны, безответственные и активные половые связи, как и стремление к чувственному удовольствию стали чуть ли не единственным выходом. С помощью секса многие пытались освободиться от страха и отчаяния, вызванного пониманием бессмысленности существования. Опыт, приобретенный в период до и после второй мировой войны, показал, однако, что наркотики, в т.ч. и секс, не способствуют решению, а только углубляют острые конфликты в общественной и личной жизни.

Бесплодные попытки использовать "превентивные" и "снимающие напряжение" функции сексуальных злоупотреблений после второй мировой войны привели, как это ни парадоксально, к еще большему размаху сексуальных злоупотреблений. С конца 40-х годов заговорили уже не просто о сексуальной свободе и безответственности, а о всеобщей сексуальной революции. Эта революция, согласно намерениям и целям реакционной буржуазной идеологии, должна была полностью выхолостить человеческое содержание сексуальных отношений, развить до пределов элементарно-эгоистические, патологические и животно-звериные черты полового инстинкта. По страницам газет, журналов и другой печатной продукции, по выставочным залам, в кино и на телеэкранах началось шествие сюжетов, основным содержанием которых стали всевозможные и невозможные варианты полового совокупления, сексуальных извращений и "новшеств". Эскалация сексуальной патологии достигла такого размаха, что в газетах и фильмах стала рекламироваться не только "нормальная" половая жизнь девушки с девушкой или мужчины с мужчиной, но и совокупление с животными - жеребцами, ослами, козами и пр.

Умопомрачительная эта сексуальная революция не охватила и, разумеется, не могла охватить большую часть населения капиталистических стран. В нее была втянута определенная часть буржуазии, отдельные слои деклассированной средней и мелкой буржуазии, а также небольшое число люмпенов из среды пролетариата. Однако сам факт ее существования и пропаганды свидетельствует о том, к какому жалкому состоянию может прийти человек, утративший социальную почву и нравственно-психологические ориентиры. Он также показывает, что в наше время сексуальные проблемы являются вместе с тем и проблемами политическими и идеологическими, что они удачно могут использоваться как в положительных, прогрессивных, так и в отрицательных, реакционных целях.