5. Эмоциональный колорит и заразительность обаяния
Вторым существенным моментом обаяния в любовных взаимоотношениях является эмоциональный колорит и эмоциональная заразительность. Сложный характер любви, ее зависимость от всех особенностей психики и физического состояния человека ни в коей мере не исключает важной роли чувств. Взаимное влечение мужчины к женщине, привязанность и совместная жизнь, бесспорно, зависят во многом и от интеллектуальных, и от нравственных, и от эстетических, и от ряда других особенностей взаимоотношений влюбленных, но тем не менее все они в конечном итоге связаны преимущественно с эмоциональным фактором. Именно поэтому любовь чаще всего и определяют как эмоциональное желание и стремление испытать любовные переживания.
Уже сам этот факт обусловливает решающую роль чувств в любовных взаимоотношениях. Роль эмоционального компонента в любви* станет еще понятнее, если учитывать некоторые специфические его особенности. Чувства - это такие психические проявления, которые позволяют универсальным образом легко и быстро обеспечить непосредственный контакт между людьми. Мышление же и познание выступают как более трудно осуществимые формы взаимодействия.
* (Понятия чувство и эмоция мы считаем тождественными. Разграничение их некоторыми авторами неубедительно. См: Василев, С. Теория отражения и художественное творчество. М., 1970, 211-213.)
Относительно более трудная доступность интеллектуальной сферы по сравнению с эмоциональной объясняется целым рядом факторов. Интеллектуальная деятельность требует, прежде всего, гораздо большей предварительной подготовки и специальных знаний. В то же время она связана с большими сознательными усилиями, поскольку в процессе ее осуществления субъект вынужден часто говорить о том, что существует вне его и независимо от его сознания, и что может быть познано и выяснено только ценою серьезного умственного напряжения.
Трудности интеллектуального общения усугубляются и благодаря тому обстоятельству, что разные люди думают по-разному в зависимости от личного опыта и широты своих интересов, от глубины знаний. Если для одних, например, присуща пытливость ума, желание постичь суть явлений, то для других более характерен поверхностный взгляд на события и явления, третьи же вообще все пытаются мерить своим аршином. Очень убедительно показал неразрывную связь мышления с конкретной личностью Шиллер, писавший, что в то время как одни "... своим ограниченным мышлением хотят подражать бесконечной природе, вторые ... хотят ограничить бесконечную природу своими законами мысли"*. Трудности интеллектуального общения усугубляются еще и тем, что результаты умственной деятельности часто вступают в противоречие с натурой субъекта, с его желаниями, эмоциональным настроем, воспитанием, с его отношением к миру, в связи с чем либо игнорируются, либо сознательно видоизменяются и извращаются.
* (Шиллер, Ф. Собр. соч. Т. 6, 310-311.)
Глубокие, искренние чувства гораздо точнее выражают сущность человека, ибо в них преломляется мир его собственной индивидуальности. Их информативную функцию удачно показал Е. Каранфилов: "Большие чувства возвращают человека в его естественное состояние"*. Действительно, чувства возвращают человека к его природе, поскольку несовместимы с притворством, к которому зачастую заставляют прибегать различные обстоятельства. Возвращают, ибо снимают обусловленный собственным интересом или собственной ограниченностью субъективизм, поскольку стимулируют не выявленные еще мотивы и возможности. Нам могут возразить, что как сильные, так и слабые стороны человеческой натуры проявляются точно так же и через мысли; почему же мы говорим, что эмоциональная реакция точнее и более верно выражает сущность человека?
* (Каранфилов, Е. Творци. С, 1967, с. 76.)
Да потому, ответим мы, что в мышлении отражается, как правило, прежде всего объективная действительность, существующая вне и независимо от человека, а уже потом, косвенно, и определенные качества и способности субъекта. По этой причине сущность и природа человека остается как бы "завуалированной", так сказать, в тени. Чувства же человека отражают как действительность, так и сущность его самого. В то же время, если мышлением субъект иногда имеет возможность сознательно или бессознательно замаскировать свою подлинную сущность, прибегая к более или менее убедительным соображениям и аргументам, то в своих чувствах в подавляющем большинстве случаев он не располагает ни возможностью, ни желанием, ни временем показать себя в неверном свете.
Приведенные выше соображения позволяют утверждать, что проявление глубокой, искренней и непосредственной эмоциональности является сильнейшим, ничем не заменимым средством взаимного ознакомления, взаимного привлечения и взаимной связи в процессе всех и прежде всего любовных взаимоотношений людей.
Другой существенной особенностью чувств, определяющей их важную роль в любовных взаимоотношениях, является их действенно-заразительная сила. "Слезы, - по словам Бальзака, - так же заразительны, как и смех"*. "Кто не умеет ясно обращаться к чувствам, не будет способен непосредственно воззвать и к душе", - подчеркивает Гете**. К душе, разумеется, можно обращаться и с помощью интеллекта, и через привычки, прибегая к воображению, мимике, жестам и пр. Однако эти воздействующие на психику средства стимулируют активность личности неизменно в неразрывном единстве с чувствами, в условиях их неизбежного вмешательства и поддержки. В то же время нужно учитывать, что "слияние" душ, так же как и психическое воздействие одного субъекта на другого, выражается более спонтанно и ярко именно через сопричастность, дополнение или столкновение чувств.
* (Бальзак. Собр. соч. Т. 2. М., 1983, с. 616.)
** (Гете, И. В. Собр. соч. Т. 10. М., 1980, с. 39.)
Такое "магическое", по выражению К. С. Станиславского, действие человеческой эмоциональности обусловливается главным образом тем обстоятельством, что она питается в основном ощущениями, а ощущения, в свою очередь, обеспечивают непосредственный контакт с действительностью. Как существующее в определенной материальной среде существо, человек зависит от нее и поэтому проявляет непосредственную заинтересованность в чувственных восприятиях.
Можно также предположить, что чувственные воздействия в связи со своим физиологическим и социально-биологическим предназначением быстрее трансформируются в эмоции, а не в мысли, мечты, планы и гипотезы. Более быстрое "чувственное потребление", если так можно выразиться, обеспечивает не только более быстрое эмоциональное восприятие, но и более быструю, иногда мгновенную эмоциональную реакцию. В результате этого за какие-нибудь секунды или даже доли секунд между контактующими устанавливается эмоциональное взаимодействие и взаимопонимание, для которого потребовалось бы гораздо больше времени, если бы его пытались установить с помощью логического мышления.
В романе "Иван Кондарев" Эмилиян Станев показывает сложную взаимозависимость таких чувств и переживаний, за доли секунды в нечетком виде проносящиеся в голове человека и именно поэтому не имеющие никакой возможности выразиться иначе, чем через прямой эмоциональный контакт. "Но когда она ему улыбнулась и в блеске ее глаз он заметил порыв сдерживаемой нежности, когда уловил измученной душой своей немой ужас, которым она ответила на его страшный взгляд и скрыла этот ужас обещанием сочувствия, в сердце его разлилась надежда на спасение. В ту минуту он позволил этой женщине проникнуть в свою исстрадавшуюся душу. Он убил бы каждого, кто мог увидеть его таким, убил бы из гордости, а перед нею стоял смиренный, заросший, черный, иссушенный страданиями... Поняла ли она его? Какое значение имеют минутные просветления, соприкосновение душ? Врожденная наша лживость спешит отвергнуть и забыть их..."*
* (Станев, Э. Собр. соч. Т. 4. М., 1988, с. 140.)
Дуся Корфонозова меньше чем за секунду успела почувствовать и "нежность", и ненависть, и ужас, и сострадание, причем все это протекает последовательно, но взаимообусловленно и передается анархисту Анастасию еще до того, как он начинает осознавать, ситуацию. В свою очередь, несмотря на "страшный взгляд", он чувствует себя "беззащитным" перед женщиной, которую только что полюбил, готов, сам того не желая, поведать ей тайну своей напрасно прожитой жизни. Мгновенная проницательность, неподвластная разуму и воле, передается чувствами еще до того, как они успели окончательно сформироваться.
Как мы видим, человеческие чувства способны выражать самые потаенные и сложные переживания, проблески мыслей и желаний, которые не поддаются не только сознательно-словесной, но и импульсивно-инстинктивной реализации. Но не только это! Через чувства человек нередко внушает другим свои мысли, передает настроение, в отдельных случаях даже ведет других за собой*.
* (Василев, С. Лекционно майсторство. С, 1980, 139-140.)
Эмоциональная палитра обаяния в значительной мере обусловливается также широтой разнообразия и глубиной чувств, нюансами их развития. В чувствах могут превалировать элементы грубости или нежности, благородства или жестокости, приниженности или возвышенности, они могут быть элементарными и сложными, отражать эгоистичность или альтруизм, нравственное начало или потребительское отношение, уровень развития интеллекта, наконец. В практически неисчерпаемой их разновидности отражается ряд общих и неповторимых особенностей, присущих каждому человеку.
Деликатность чувств связана чаще всего не только с богатством душевного мира, но и с нравственной чистотой личности. Эгоистические эмоциональные переживания отражают, в свою очередь, не только себялюбие, но и примитивность и грубость натуры, элементарную ограниченность. Чувства благородные, возвышенные в большинстве случаев являются результатом широты нравственного горизонта и развитости мышления. Именно такую взаимосвязь чувств и остальных компонентов человеческой психики имеет в виду М. Арнаудов, когда пишет, что "... чувство никогда не проявляется в чистом виде: оно связано с представлениями, рефлексами, в нем присутствует волевой и другие элементы. И все же эмоциональное является вещью достаточно самостоятельной - наряду с поводом и другими связанными с ним элементами душевного переживания"*.
* (Арнаудов, М. Избр. произв. Т. 2. С, 1978, с. 89.)
Многообразие чувств наряду с их сложной зависимостью от остальных сторон человеческой природы обусловливает и наличие разных видов эмоциональной заразительности. Каждая эмоциональная реакция повышает или понижает настроение, жизненность, уверенность в себе, находчивость, остроумие, контактность и пр. как того, в ком она вызвана, так и того, кто ее воспринимает. В зависимости от этого можно говорить о стимулирующей или тормозящей, принижающей или возвышающей, созидательной или разрушительной эмоциональной заразительности.
Большое разнообразие чувств, их взаимная передача или столкновение порождают различные виды эмоциональных переживаний и эмоциональных оттенков любви. Встречается тихая, застенчивая или, как ее обычно называют, юношеская любовная эмоциональность. Для нее характерно, что симпатизирующие друг другу или влюбленные друг в друга трепещут при встрече, бледнеют, теряют, как это называют в народе, "голову" от одного только взгляда, невинного прикосновения, от одной только мысли о любимом или любимой. В таком виде любовной чувствительности отражается почти во всех случаях девственная чистота и непорочность. Отсюда и сила ее заразительности и внушаемости.
Можно говорить также о том, что неотразимая заразительность детей, способность их искренне радоваться, восхищаться, повышать настроение, действовать облагораживающе, во многих случаях обусловливается, если так можно выразиться, их кристально чистой чувствительностью. Поэтому нам кажется, что одни из наиболее обаятельных проявлений любовной эмоциональности формируются, передаются и развиваются под воздействием тихой, застенчивой, деликатной чувствительности, которой незнакомы темные стороны переживаний.
Можно возразить, что такая эмоциональность характерна только для детей и еще не прошедшим по сложным лабиринтам любви юношам и девушкам. Жизненный опыт, проникновение в "тайны" любовных взаимоотношений, опыт общения с представителями другого пола как бы навсегда убивают эту чистую и заразительную эмоциональную непосредственность, так же как незаметно пролетающие годы постепенно убивают молодость.
На первый взгляд такое мнение совпадает с высказанным нами, но это не совсем так. Действительно, человек с годами теряет свежесть впечатлений, характерную для детских эмоций, утрачивает былую привлекательность телесного облика, однако далеко не всегда лишается при этом чуткости души, обаяния, красоты глаз, жестов, мыслей, чувств и поступков. Иногда происходит даже обратное - с годами человек становится более привлекательным для окружающих, обаятельным, способным на свежесть эмоционального восприятия.
Такое "чудо" в общественном и индивидуальном развитии, когда социальный фактор в известной степени начинает играть более важную роль, нежели биологическое начало, обусловлено сознательным и бессознательным, целенаправленным и стихийным стремлением человека к возвышенному, любовью к людям, уважением собственного труда и призвания, самозабвенной верой в великие идеалы нашего времени, прежде всего - верой в коммунистические идеалы. На протяжении тысячелетий наука и практический опыт свидетельствуют о том, что благородные, великодушные люди сохраняют свежесть восприятия и личное обаяние до глубокой старости. Примеры такого рода каждый может найти как в седой старине, так и в современности. Поэтому можно утверждать, что эмоциональная палитра переживаний и привлекательность человека в любви в значительной мере зависят от нравственных характеристик человека, от благородства поступков, и самоотверженности, от умения делать других счастливыми и быть счастливым.
Однако не стоит впадать в крайность и считать, что эмоциональный компонент обаяния проявляется в любви исключительно в свежести и непосредственности искренних чувств. Так называемая тихая, застенчивая любовь, проявляющаяся в подобной свежести и нравственной чистоте, является только одной из многих разновидностей рассматриваемых нами проявлений любви. Как известно, существует также вульгарная любовь, в основе которой лежат совершенно противоположные чувства - бесстыдство, агрессивность, безверие, отчаяние или даже страх. В большинстве случаев такая любовь является полным антиподом эмоциональной свежести и деликатной чувствительности, бесцеремонно отвергает их, надменно высмеивает или стремится к их уничтожению.
Наряду с такими патологическими с социальной, нравственной и психологической точек зрения проявлениями любви существуют и другие, в которых под действительным или напускным цинизмом скрываются невинные и чистые чувства и переживания. Иногда мнимый цинизм становится болезненной формой отчаянного сопротивления чистой и чувствительной души или же средством ее бунта против насилия над ней общества или отдельных людей. Таким напускным цинизмом отличается, например, отношение Настасьи Филипповны из "Идиота" Ф. М. Достоевского не только к Рогожину и князю Мышкину, но и почти ко всем ее "доброжелателям" и знакомым.
В отдельных случаях вульгарность может смениться свежестью и чистотой чувств, в других чувства, отличающиеся до поры до времени нежностью и чистотой, вдруг сменяются цинизмом, начинают под его влиянием развиваться в отрицательном направлении и т. д. В патологических случаях циник прибегает к лицемерной апологетике нравственности, чтобы не только замаскировать, но и "украсить" свою порочность.
В то же время нужно подчеркнуть, что нормальные и счастливые проявления любви не исключают противоречий и конфликтов в эмоциональной сфере. Поэтому даже по отношению к ним можно говорить об эмоциональной чувствительности человека с точки зрения его умения владеть собой, его уравновешенности, или неуравновешенности. Молодость, отсутствие жизненного опыта, недостаточное знание характера партнера, чрезмерное властолюбие или честолюбие иногда способны и в самой счастливой любви породить необузданные претензии у одной из сторон, разжечь амбиции, привести к нервным срывам, отравляющим отношения между влюбленными.
Неуравновешенность характера, являющаяся причиной дерзких заявлений или поступков, не только уменьшает, но может вообще свести к минимуму привлекательность и обаяние любимого существа. Однако при наличии доброй воли и старания с обеих сторон такие "детские болезни" эмоциональности могут быть преодолены во имя гармоничности отношений и взаимопонимания. Но, повторим, для этого нужны обоюдные усилия и время. В этом смысле совершенно прав М. Ю. Лермонтов, подчеркивавший, что "... многие спокойные реки начинаются шумными водопадами, а ни одна не скачет и не пенится до самого моря. Но это спокойствие часто признак великой, хотя скрытой силы: полнота и глубина чувств и мыслей не допускает бешеных порывов..."*
* (Лермонтов, М. Ю. Собр. соч. Т. 4. Л., 1981, с. 266.)
В заключение необходимо подчеркнуть, что неисчерпаемое разнообразие человеческих чувств и переживаний обусловливает и неисчерпаемость любви, делает ее одновременно явлением всеобщим и индивидуально-неповторимым, известным и неизвестным. Поэтому еще Гете подчеркивал, что все настоящие поэты так нас закормили любовью, что давно она должна была надоесть нам, если бы не пленяла своим блеском снова и снова*.
* (Гете. Собр. соч. Т. 10. М., 1980, с. 4.)
Антуан де Сент-Экзюпери расширяет точку зрения на этот вопрос в "Маленьком принце", затрагивая взаимоотношения между людьми и пределом власти. "Если я повелю своему генералу обернуться морской чайкой, - говаривал он (король астероида), - и если генерал не выполнит приказа, это будет не его вина, а моя.
- Если я прикажу какому-нибудь генералу порхать бабочкой с цветка на цветок, или сочинить трагедию, или обернуться морской чайкой и генерал не выполнит приказа, кто будет в этом виноват - он или я?
- Вы, ваше величество, - ни минуты не колеблясь, ответил Маленький принц.
- Совершенно верно, - подтвердил король. - С каждого надо спрашивать то, что он может дать. Власть прежде всего должна быть разумной. Если ты повелишь своему народу броситься в море, он устроит революцию"*
* (Сент-Экзюпери. Ночной полет. Планета людей. Военный летчик. Письмо заложнику. Маленький принц. М., 1979, с. 286, 287-288.)
К счастью или нет, но человек устроен так, что думает в основном о себе, сознательно или нет, но требует к себе внимания, восхищается... собой - особенно человек общительный и обаятельный. Таким образом, сам того не замечая, он начинает тяготить окружающих. Причем совершает сразу две ошибки. С одной стороны, злоупотребляет своими действительными или мнимыми способностями, утомляет и раздражает их бесконечной демонстрацией, с другой - начинает давить на психику партнера и даже обижать его, отказываясь замечать его достоинства, потребности, желания, самолюбие. Тем самым он вредит прежде всего себе, поскольку, во-первых, неизбежно переоценивает свои способности, а во-вторых, нескромностью или самонадеянностью обижает окружающих.
Валерий Брюсов в своей "Автобиографии" говорит об этом: "Мечтая в будущем стать "великим", я привык смотреть на других как-то свысока, но меня постарались разубедить в моем самомнении доводами кулака"*.
* (Брюсов, В. Я. Стихи. М., 1972, с. 354.)
Желание "блеснуть" перед другими, характерное для многих, особенно часто обуревает людей способных, красивых и обаятельных, обладающих подлинными достоинствами и пользующимися успехом. Поэтому оно является одним из главных "врагов" личного обаяния в жизни вообще и в любви, в частности.
Это "враг" главным образом людей молодых по крайней мере по двум причинам. Во-первых, из-за отсутствия опыта им еще неизвестна обратная сторона этой медали, они еще не испытали на себе в полной мере зависти тех, кто менее способен, менее привлекателен, менее контактен. Во-вторых, молодым вообще присуще желание отличиться, к тому же они еще не умеют контролировать чувства и поведение, самоуверенность и честолюбие у них проявляются сильнее. Поэтому молодые влюбленные впадают в ошибки гораздо чаще тех, кто влюбляется в зрелом возрасте.
Мадам Дюпен посвящает свою внучку Аврору (Жорж Санд) в секреты любви на таком примере: "Ваш дедушка, дочь моя, был красив, элегантен, выхолен, изящен, надушен, весел, приятен, привлекателен и неизменно в ровном расположении духа до своего смертного часа. В молодости он, наверно, был слишком очарователен и не мог бы вести тихую семейную жизнь; быть может, я не была бы столь счастливой, живя с ним, у меня было бы слишком много соперниц. Я убеждена, что мне достался лучший период его жизни и что никакой молодой человек не сумел бы дать молодой женщине столько счастья, сколько он давал мне"*.
* (Моруа, А. Жорж Санд. М., 1967, с. 13.)
Если попытаться обобщить сказанное, то мы неизбежно придем к выводу: и в любви притягательность человеческих взаимоотношений во многом зависит от умения не вынуждать окружающих слишком много заниматься своей персоной, не слишком выставлять себя напоказ.
Кокетки могли бы оспорить это утверждение ссылкой на то, что в большинстве случаев они добиваются восхищения, распаляют желания и покоряют сердца именно тем, что как бы неосознанно выставляют напоказ свои физические и духовные прелести. Однако, это удается им тогда, когда действуют умело, грациозно и тактично, проявляя такт и соблюдая чувство меры. Поэтому соблазнительное и покоряющее мужчин женское кокетство, являющееся одним из важных элементов женского очарования, не опровергает вышесказанное, а, как будет показано в следующих главах, подтверждает указанную "закономерность", которая наблюдается не только в любовных, но и в человеческих отношениях.
Ангел Ангелов, один из учеников Николая Лилиева, отметил педагогический, если можно так выразиться, аспект обаяния: "Лилиев обладал огромной притягательной силой души, редким очарованием. Стараясь быть незаметным, он тем не менее собирал вокруг себя всех, кто жадно стремился к свету и чистоте. Уже само его появление в гимназии таинственным образом заставляло наши сердца замирать... Его обаяние еще помнят немногие из оставшихся среди нас его воспитанников"*.
* (Константинов, Г. Николай Лилиев сред свои приятели. Биография по случай десет години от смъртта му. С, 1971, с. 133.)
Обаяние Н. Лилиева, при всем его старании не выставлять своих достоинств, становилось заметным благодаря богатству души, нравственной чистоте и сердечной деликатности поэта. Скромность его только подчеркивала это обаяние. Если допустить, что он или какой-нибудь другой человек, обладавший подобными качествами и достоинствами, стал бы выставлять их на всеобщее обозрение, держал бы себя с окружающими высокомерно и надменно (таких случаев тоже немало в жизни!), его обаяние серьезно проигрывало бы в их глазах или даже могло бы перейти в свою противоположность.
Необходимость проявлять скромность в отношениях с любимыми объясняется, в частности, и тем, что восхищение, преклонение и симпатии людей, как бы сильны они ни были, все же не безграничны. Постоянно требующий к себе повышенного внимания партнер рискует утомить своим присутствием, вызвать досаду, раздражение или апатию. Поэтому люди опытные в любви хорошо знают особенности восприятия любимого существа и демонстрируют свои достоинства так, чтобы не уменьшить, а разжечь интерес к своей персоне.
Это, между прочим, помогает ему вовремя избавиться от излишней самоуверенности, раздражающей и угнетающей окружающих. Тактичность поведения человека выражается в том, что он поступает так, как приятно и ему, и тому, кого он любит. Уже упоминавшаяся нами мадам Дюпен говорила о своем муже: "Мы не расставались никогда, и ни разу я не испытала около него чувства скуки. У него был счастливый дар - он всегда занимался чем-нибудь интересным для других и для себя самого"*.
* (Моруа, А. Жорж Санд, с. 13.)
Можно сказать, что при такой гармонии в отношениях влюбленные могут рассчитывать на долгие годы счастливой взаимной любви, которая не только не будет убывать, а, наоборот, будет делаться все сильнее.