а. О некоторых недоразумениях, связанных с понятиями загадочности и таинственности
Этот параграф создаст немало трудностей автору и читателям, но без него нам не обойтись. Дело в том, что сложные проблемы человеческой психики все еще недостаточно изучены авторами-марксистами.
Вторая серьезная трудность обусловлена тем, что в понятия загадочность и таинственность вкладывается разное, зачастую совершенно противоположное содержание. В одних случаях в них видят чуть ли не синонимы религиозного мракобесия, фанатизма, психической патологии, лжи и подлости, а в других считают их отражением вечного стремления человека к знаниям, творчеству и совершенству.
Интерес к неизвестному, загадочному и таинственному не следует считать сугубо отрицательным, так как он может служить одним из важнейших показателей жизненности, инициативности и творческой энергии человека. И все же эти понятия могут использоваться как в положительном, так и в отрицательном смысле. У детей и взрослых тяга к таинственному и непонятному может выразиться как в религиозных, фанатических, мистических настроениях, так и в жажде творчества. Таким образом, перед нами встает трудная задача указать, хотя бы бегло, на характерные особенности положительного и отрицательного интереса к неизвестному, загадочному и таинственному.
Прежде чем приступить к ее выполнению, нелишне указать на некоторые факторы, которые усиливают положительное или отрицательное воздействие загадочного и таинственного не только на детей, но и на людей вообще. Начнем с отрицательных моментов. Как известно, человек есть совокупность общественных отношений, т. е, существо социальное. Поэтому таинственность может действовать наиболее сильно на людей одиноких, беззащитных, угнетенных воздействием неблагоприятных социальных условий.
В эксплуататорских обществах возникает невиданная отчужденность людей друг от друга. Именно поэтому в капиталистическом обществе человек острее чувствует одиночество, изолированность и беспомощность. В этих условиях интерес к таинственности связан со смутными надеждами или с покорностью судьбе. Разумеется, речь идет далеко не о всех людях, живущих в условиях эксплуататорского строя, а только о тех, кто оказался в положении отверженного.
Этот психологический и житейский аспект проблемы с гениальной прозорливостью, хотя и без конкретных ссылок на социальную подоплеку, отразил Шиллер: "И одиночество есть также нечто страшное, раз оно продолжительно и насильственно, как, например, изгнание на необитаемый остров. Беспредельные просторы пустыни, безлюдная, на много миль тянущаяся лесная чаща, скитания по безграничному океану - все это представления, возбуждающие ужас, и потому применимые в поэзии для возвышенного. Здесь (в одиночестве) заключено, однако, и объективное основание для страха, так как с идеей великого одиночества связана также идея беспомощности"*.
* (Шиллер, Ф. Собр. соч. Т. 6. М., 1957, с 90.)
Самым важным в этом исключительно ценном анализе гениального поэта и драматурга, на наш взгляд, является то, что отрицательная роль одиночества и порождаемое им, пусть и не всегда, чувство таинственности и загадочности связывается с ощущением собственной беспомощности, Вторым важным моментом, которым нельзя пренебрегать, выступает обстоятельство, что одиночество, наряду с сознанием собственной беспомощности, дает повод для различных страхов. Страх и ужас - один из наиболее отрицательных последствий ощущения таинственности. Поэтому Шиллер не случайно подчеркивал далее, что у всех религий есть свои таинства, поддерживающие священный ужас*.
* (Шиллер, Ф. Собр. соч. Т. 6, с. 192.)
б. Объективные основы интереса к загадочности и таинственности
После того, как мы "застраховались" от нападок чересчур суровых критиков, постараемся указать на некоторые глубинные основы интереса к неизвестному, загадочному и таинственному, после чего попробуем показать положительную в определенной мере роль таинственности в нашей жизни. Прежде всего мы должны недвусмысленно подчеркнуть, что интерес к загадочному и таинственному глубоко коренится в человеческой душе и в некоторых особенностях материи вообще. Начнем со вторых.
Человек - продукт материи, которая бесконечна как в количественном отношении, так и в отношении динамики и возможностей своего развития. Поэтому он, несмотря на конечность своего существования и ограниченность своей эволюции, "обременен" неудержимым стремлением к бесконечному и вечному, он носит его в себе как одну из своих сущностных характеристик.
Через интерес к таинственному удовлетворяется - как правило, в искаженном виде - неосуществимое стремление человека познать абсолютно все. Этим, в частности, объясняется на первый взгляд такая странная вещь, как то, что многие люди плохо понимают или вообще не в состоянии понять самые простые вещи, делая вид, что им понятны самые трудные или необъяснимые явления, например, "чудеса", совершенные Иисусом или другими пророками,
"Когда, - писал Гете в "Страданиях юного Вертера", - Улисс говорит о безбрежном море и беспредельной земле, это звучит так правдиво, человечно, искренне, наивно и таинственно. Что мне в том, если я ныне за любым школьником могу повторить, что земля круглая? Человеку нужно немного земли, чтобы благоденствовать на ней, и еще меньше, чтобы в ней покоиться"*.
* (Гете, И. В. Собр. соч. Т. 6, с. 62.)
Почему же представление о бескрайнем просторе оказывается столь милым сердцу человека? Потому что стремление проникнуть в тайны бесконечного и вечного отражает противоречие, заключенное в человеческой природе, дает человеку иллюзию бесконечности собственной жизни. Для этого человек отдает себя в плен представлений, создающих приятное впечатление его всемогущества. Из этого легко понять, почему его так привлекает все таинственное, неизведанное. Разумеется, тягу к неизвестному тоже не следует возводить в абсолют - ни в повседневной жизни, ни в творчестве.
Интерес к таинственному поддерживается также тем, что как в природе, так и в самом человеке было и есть немало такого, что еще не может найти объяснения на современном этапе развития общества. И дело совсем не в ответе на вопрос, есть ли бог и ангелы - с ним наука давно справилась, а о существовании, например, внеземных цивилизаций. Уверенность ряда ученых в существование таких цивилизаций, даже если она найдет подтверждение, выдвинет новые, еще более сложные вопросы. Эту объективную особенность человеческого познания отмечают многие крупные современные ученые, делая основательный вывод, что решение каждой очередной проблемы приводит к появлению десятков, сотен, а то и тысяч новых, требующих выяснения.
Интерес к таинственному в известной мере позволяет людям удовлетворять свое любопытство, неутолимую потребность все понять и выяснить. Искусство и религия, которые заметят, поймут и сумеют "эксплуатировать" этот интерес в своих целях, усиливают свое влияние и обаяние, поскольку неизвестное, непонятное, неподдающееся объяснению неизменно приковывают к себе внимание.
В этом смысле наша идеология иногда недооценивает природы, сущности и судьбы человека в стремлении игнорировать проблему таинственности, понимаемой как тягу человека к неизвестному, непознанному, необъясненному (а это, разумеется, противоречит творческому духу марксизма-ленинизма).
К объективным причинам, порождающим и усиливающим интерес к таинственности, следует отнести и тот факт, что некоторые космические силы и недостаточно изученные явления природы оказывают известное влияние на здоровье, настроение, самочувствие и работоспособность человека. У некоторых людей на этой основе формируются представления о чуть ли не роковой предопределенности жизни. Они усиливаются еще больше в связи с тем, что современная наука все еще не в состоянии подробно и убедительно объяснить как степень, так и причины космического воздействия на людей. Поэтому даже люди интеллигентные, особенно в капиталистических странах, начинают обращаться к астрологии и к всевозможным гороскопам, гаданиям, предсказаниям и пр.
Этот действительно сильный отрицательный эффект интереса к таинственности не следует связывать с одной лишь ограниченностью и мистическими настроениями отдельных людей, ибо в нем просматривается и влияние неисследованных и еще не объясненных наукой фактов и явлений. В противном случае не исключена поверхностность, которая иногда характерна для нашей атеистической пропаганды.
Только учитывая сложность космических и земных явлений, как и недостаточно изученное их влияние на человека и его психику, мы можем успешно бороться с религией, суевериями и притупляющей человеческую любознательность верой в таинственность. Только на этой основе мы сможем найти объяснение тому факту, что во время научно-технической революции, в эпоху фантастических успехов в космосе в Италии насчитываются десятки тысяч профессиональных астрологов, гадалок и прорицателей, а во Франции численность лишь зарегистрированных астрологов и гадалок перевалила за четыреста тысяч*.
* (Милев, В. Психология и психопатология на религията. С., 1981, с. 54.)
в. Субъективные причины сохраняющегося интереса к загадочности и таинственности
Интерес к таинственности обусловливается, как мы уже говорили, рядом субъективных причин. Среди наиболее важных из них, на наш взгляд, нужно отметить стремление к совершенству и жажду создать нечто новое, лучшее, более полезное, нежели существующее. Гете замечал в связи с этим, что в самосовершенствовании человек не знает границ, а поскольку не все устраивает его в бытие, он устремляется к таинственному*.
* (Гьоте за литературата и изкуството. Т. 1. С, 1979, с. 388.)
Неудовлетворенность существующим толкает людей к творчеству и к борьбе. Результаты в этой области даются не сразу и с большим трудом, а иногда достичь их совсем не удается. Поэтому, интересуясь таинственным, человек вносит известные коррективы в те трудности, с которыми сталкивается. Эти коррективы, конечно, могут сыграть положительную роль, если они способствуют повышению активности человека, но могут сыграть и роль отрицательную, толкнув его к отчаянию и пассивной созерцательности.
Важнее для нас, однако, то, что в таинственности люди часто ошибочно видят нечто необыкновенное и возвышенное, нечто, дающее ощущение того, что они становятся совершеннее.
Рассматривая этот вопрос по отношению к специфике художественного творчества, М. Арнаудов писал: "Хорошим лириком нужно считать не того, кто исповедуется до конца, ибо сказав нам все, он, в сущности, говорит нам немногое. Наоборот, в недосказанности есть какая-то радостная загадка, возбуждающая наше любопытство и вызывающая у читателя продуктивные настроения"*.
* (Арнаудов, М. Избр. произв. Т. 2. С, 1978, с. 89.)
Этот замечательный вывод успешно можно применить и к проблемам любви. Недосказанность и загадочность - это такие черты женщины, которые выражают и усиливают ее обаяние. Между прочим, это объясняется и тем, что загадочное поведение женщины создает у мужчины впечатление столкновения с чем-то исключительным, необычным, с загадкой, которую ему необходимо разгадать.
Стремление же решать трудные вопросы - одна из глубочайших потребностей мужчины, поэтому, находя ключ к сердцу такой женщины, он чувствует себя победителем, считает, что ему удалось сделать то, чего никто не сумел бы, И нет женщины счастливее той, которая сумела через загадочность своего поведения внушить такую мысль любимому мужчине. Она не только много даст, но и много получит взамен.
"Мистическое" обаяние таинственности усиливается иногда и потому, что существует вечное противоречие между известным и воображаемым, реальностью и мечтою. Познание заключает реальность в строгие границы существующего, грозит вытеснить мечту, игру воображения, разрушить иллюзии. Любовь же не ставит перед воображением никаких границ. Наоборот, она стимулирует воображение, позволяет человеку создать новый мир, соответствующий его мечте. Разумеется, для того, чтобы такой творческий акт был продуктивным, воображение тоже приходится удерживать в определенных границах, но это уже проблема, выходящая за рамки нашего рассмотрения.
Другой важной причиной неугасимого интереса к загадочному и таинственному является тяга ко всему новому, неизведанному, загадочному и даже пугающему. Правда, в большинстве случаев новое прямо не угрожает человеку, поэтому не слишком активно воздействует на его мысли, желания, воображение и пр.
Нередко, однако, мы сталкиваемся со случаями, когда стремление познать еще непознанное сопряжено с большим риском. Как правило, это связано с проникновением в такие загадки, решение которых чревато непредсказуемыми последствиями. Благонравные мещане избегают даже приближаться к подобному, ибо это нередко грозит нарушить их безмятежное спокойствие.
Такой момент, бесспорно, существует в борьбе с непознанным, но рядом с другим, весьма ценным моментом, Именно в борьбе с загадочным и таинственным человек укрепляет волю, развивает воображение, оттачивает мысль, приобретает смелость, активизирует свое творческое начало. В такой трудной борьбе человек обретает подлинное счастье.
В связи с этим следует заметить, что нет для человека худших обстоятельств, чем такие, при которых он лишен возможности испытывать порывы, строить иллюзии, рисковать. В этом смысле мы готовы частично согласиться с Ефремом Каранфиловым, который писал: "... нет ничего страшнее для ребенка, да и для взрослого тоже, чем убедиться в том, что в жизни нет ничего страшного"*. Здесь необходимо сделать только одно уточнение. Страшнее всего для ребенка и для всех людей вообще - это не убедиться в отсутствии страшного, а поверить в отсутствие загадочного, таинственного, недоступного для наших современных знаний и представлений.
* (Каранфилов, Е. Творци. Кн. 3. Варна, 1967, с 186.)
В цитированном нами романе "Избирательное сродство" Гете писал: "Всякая потребность, в действительном удовлетворении которой нам отказано, порождает веру"*. Эта особенность человеческой психики тысячелетиями доставляла людям много радостей, но и много мук. Муки, как мы знаем, заключались в постоянном поклонении всевозможным идолам и иконам, в вере в чудеса, в божественную волю и пр., что по сей день продолжает тормозить развитие многих жителей нашей планеты. Из-за этого люди постоянно придумывают себе идолов, богов и божков, которые, как и во всех религиях, заставляют их потом испытывать страх и постоянное напряжение. В этом ярко проявляется отрицательная сторона интереса к таинственному и загадочному.
* (Гете, И. В. Собр. соч. Т. 6, с. 432.)
Эта бесспорная истина нисколько не освобождает нас от необходимости видеть и другую, положительную сторону рассматриваемого явления. В прошлом люди не могли обходиться без идолов и божеств не только и не столько потому, что были беспросветными глупцами и фанатиками, а прежде всего потому, что не могли жить без светлого идеала, потому что в душе их таилась потребность в истине, благородстве, красоте и счастье.
Поэтому они и в прошлом, и теперь живут с мечтами и чистыми идеалами, нисколько не огорчаясь невозможностью воплотить их в действительность. Можно с уверенностью сказать, что потребность в возвышенных идеалах и в мечтах о совершенстве, глубоко присущую человеку, успешно эксплуатируют религия и господствующие классы.
Вера в возвышенный идеал неразрывно связана - наряду с другими причинами - с тягой людей ко всему неизвестному, загадочному, таинственному. Это было особенно характерно, на наш взгляд, для эксплуататорских обществ. Лишенные радости и счастья в реальной жизни, эксплуатируемые слои начинали придумывать себе идеалы, в превратном виде отражавшие их потребность в радости и земном счастье.
Эту порой трагичную веру в неосуществимые идеалы справедливой и счастливой жизни хорошо показал Герцен, анализируя утопический социализм Роберта Оуэна: "Нет ни малейшей опасности, чтоб учение Оуэна было практически принято. Это такие слабые цепи, которые не могут держать целого народа. Задолго до его смерти начала его были уже опровергнуты, забыты, а он все еще воображал себя благодетелем рода человеческого, каким-то атеистическим мессией"*.
* (Герцен, А. И. Собр. соч. Т. 2. М., 1957, с. 212.)
К счастью, общественно-историческое развитие и творческий гений людей позволили создать такой идеал, в котором стремление человека к совершенству, добру и красоте соединилось с реальными теоретическими и практическими возможностями его осуществления. Активное воздействие коммунистического идеала на трудящихся стимулирует потребность людей в знаниях, стремление их раскрыть загадки и тайны, свидетелями чему мы все являемся. Поэтому врожденный интерес человека к загадочному и таинственному в наших условиях никогда не следует игнорировать, напротив, нужно стремиться ориентировать его в нужном направлении.
После этих абстрактных "мудрствований" нам следовало бы приступить, наконец, к конкретному рассмотрению проблемы. Прежде всего мы глубоко убеждены в том, что интерес к таинственному и загадочному - мощный стимул для развития воображения и творческих способностей в жизни вообще и в любви - в частности. Мопассан, касаясь любовного аспекта этой проблемы, писал: "Как я жалею тех, кто не познал и не познает более утонченной прелести ожидания! Я люблю только одну-единственную женщину - Незнакомку. Долгожданную, желанную, - ту, что владеет моим сердцем, еще невидимая глазу и которую мечта моя наделяет всеми мыслимыми совершенствами"*.
* (Мопассан. Полн. собр. соч. Т. 8, с. 335.)
Если не обращать внимания на чересчур дешевую эротику этих строк, можно заметить весьма существенные моменты, связанные с интересующим нас вопросом. Во-первых, нужно сделать вывод, что таинственность подогревается, между прочим, и ожиданием чего-то приятного. Вторым выводом будет то, что ожидания обогащаются неизвестностью. И третьим, может быть, самым существенным, что желанная и ожидаемая таинственность разжигает в человеке - в данном случае во влюбленном или готовом влюбиться мужчине - весь жар его внутренней страсти, распаляет воображение.
Благодаря этому таинственность активизирует творческое начало в человеке - его желания, надежды, порывы, мечты, поэтические переживания, эмоциональные вплески, которые иногда позволяют ему делать чудеса. Таким образом, благодаря интересу к таинственности человек получает на первый взгляд парадоксальную возможность превзойти себя, точнее, реализовать себя таким образом, каким никогда не смог бы при других обстоятельствах.
г. Таинственность как средство опоэтизации любви
Очень важной и положительной стороной интереса к таинственному выступает его способность привносить в жизнь привкус поэзии. Еще древние греки сумели доказать нам это. Не менее важно подчеркнуть, что таинственность, с которой снят налет суеверий и мистики, способна опоэтизировать действительность как в практическом, воспринимаемом человеком плане, так и в плане творческом, идеальном, выражающемся в художественной реализации. Гений Гете позволил ему раскрыть как первую, так и вторую особенность таинственности. Описывая красивую местность, в которой отдыхает юный Вертер, он пишет: "Наверху низенькая ограда, замыкающая водоем, кругом роща высоких деревьев, прохладный, тенистый полумрак - во всем этом есть что-то влекущее и таинственное"*.
* (Гете, И. В. Собр. соч. Т. 6. М., 1978, с. 10.)
Даже в наше время нелегко найти человека, любящего природу и ценящего ее красоту, который в аналогичных обстоятельствах не выразил бы того же впечатления, что и Вертер у Гете. Действительно, в природе, да и в творениях рук человеческих можно увидеть нечто загадочное и таинственное, что воздействует на людей одухотворяюще, вдохновляет их на новые творческие свершения. Подобная поэтическая и вдохновляющая сила таинственности не только желательна, но и крайне необходима - особенно для современного человека, свежесть восприятия которого во многом притупилась благодаря обилию техники. Наверное поэтому интерес к естественной, не затронутой деятельностью человека природной среде все более определенно усиливается в нашем социалистическом обществе.
Второй весьма важной стороной этого вопроса, который затронул Гете, хотя и в не совсем верном свете, является связь таинственности с суевериями. "Суеверие, - писал Гете, - это поэзия жизни; как первое, так и последняя измышляют воображаемые существа, а между явным, осязательным чуют они наистраннейшие связи; тут и там владычат симпатия и антипатия"*.
* (Гете, И. В. Собр. соч. Т. 10, с. 358.)
Одна из существенных неточностей, допущенных здесь великим поэтом, заключается в том, что суеверие отождествляется с таинственностью и поэтичностью. Суеверие, под которым в общем смысле понимается вера в сверхъестественные потусторонние силы, в любом случае является вредным продуктом таинственности хотя бы уже потому, что предполагает пассивное поведение человека. Поэтому суеверие ничуть не следует отождествлять с загадочностью и таинственностью, содержание которых намного богаче, сложнее и разнообразнее.
Положительным же в данном случае выступает то, что превратно понимая суеверие как тягу к таинственному, Гете подчеркивает наличие важных творческих моментов. Таинственность и загадочность действительно являются той почвой, на которой возникают "воображаемые существа" и "наистраннейшие связи".
Еще один ценный момент видится нам в том, что, по мысли Гете, загадочность и таинственность обогащают жизнь человека, способствуют развитию в нем стремления к чистому, светлому, доброму началу.
Некоторые люди рисуют перед собой образ воображаемой возлюбленной не столько по причине слабости характера, наивности или, наоборот, от чрезмерной самоуверенности, сколько потому, что отталкиваются не от реальности, а от сконструированного ими самими идеала. Если взглянуть на этот вопрос с другой стороны, то мы увидим, что такой возлюбленный или возлюбленная, сознательно придавая своему поведению характер загадочности, могли бы смягчить отрицательные стороны, присущие воображаемому идеалу, и сделать любимую или любимого вполне счастливым.
Второй важный момент борьбы за власть и подчинение, связанный с таинственностью женского обаяния, показан Андре Моруа в книге о Жорж Санд: "Но Аврора, - писал он, - потеряла веру в его любовь. Да и какой мужчина мог бы не разочаровать ее? Она мечтала об идеальном любовнике, который был бы ее повелителем, богом, а выбирала слабого человека с обычными человеческими слабостями, потому, что ей самой хотелось повелевать. Она была мужчиной, и ей хотелось свободы; она была женщиной, и ей хотелось иметь свое "гнездо" и своих малышей. Она уехала из Ноана, чтобы жить независимой жизнью, но, лишившись своего дома и своей хозяйской деятельности, она поняла, что страсть, сведенная только к ласкам, не может ее удовлетворить. Неопытный юнец Сандо любил неумело, потому что слишком сильно любил. Он не знал, что "женская" гордость презирает любовника, настолько неблагоразумного, что он готов принести ей в жертву свою мужскую гордость"*.
* (Моруа, А. Указ. соч., с. 119.)
Тут необходимо обратить внимание, хотя бы бегло, на некоторые важные моменты в отношениях любящих. Потребность господствовать или подчиниться является одной из самых существенных потребностей любви. Ее можно удовлетворить только прибегнув, помимо прочего, к такому таинственному оружию, как загадочность. Читатель, естественно, спросит: почему? Потому что в любви может сохранить гордость только тот мужчина, который считает себя "повелителем" необыкновенной, исключительной женщины. В силу той же логики в любви может чувствовать себя счастливой только та женщина, которая убеждена, что "повелевает" любимым мужем, т. е. что она владеет им благодаря своим женским способностям и качествам.
В связи с борьбой за превосходство в любви можно упомянуть только о главном, поскольку тема эта достаточно сложна. Люди могут быть счастливы в любви, когда их объединяет нечто общее, когда они взаимно стимулируют и дополняют друг друга. Тогда они будут уверены, что им было суждено встретиться, что они созданы друг для друга. В сложных отношениях влюбленных почти всегда существуют элементы загадочности и таинственности, играющие весьма важную роль в укреплении взаимной привязанности.
д. Практические аспекты таинственности
Важной положительной ролью загадочности и таинственности в любовных взаимоотношениях следует считать то, что они еще больше сближают влюбленных, а это весьма существенно в психологическом плане. Существование общей тайны, как, например, между Евгенией Гранде и Шарлем у Бальзака*, придает отношениям своеобразный поэтический ореол. Такие общие "тайны" привязывают влюбленных друг к другу гораздо прочнее, нежели совместное обсуждение пикантных сплетен или обмен свежими анекдотами. Впрочем, пересуды и анекдоты тоже могут представлять взаимный интерес; не случайно Герцен говорил, что "сплетни - отдых разговора, его десерт, его соя..."**. То же самое можно сказать и об анекдотах, поскольку в них нередко в остроумной форме выражаются мысли мудрые и глубокие.
* (Бальзак. Собр. соч. Т. 2, 656-657.)
** (Герцен, А. И. Собр. соч. Т. 2, с. 440.)
И сплетни, и анекдоты пользуются таким успехом потому, что в них всегда присутствует момент запретности, даже таинственности. Благодаря этому пикантные сплетни и остроумные анекдоты не только улучшают настроение, но иногда способны и расширить кругозор и способность людей думать не только о том, что очевидно и установлено самым бесспорным образом, но и то, что могло бы быть, о чем можно мечтать, но что делать запрещено, опасно или вредно.
Любовь - настолько сложное и динамичное явление, что иногда давно избитая, банальная истина может принести влюбленным гораздо больше пользы или нанести гораздо больший ущерб, чем заблуждения во многих других, менее значительных вопросах. Поэтому Герцен не совсем прав, утверждая безоговорочно, что "горькое, реальное всегда лучше всякого бреда"*. Болезненный бред, конечно, штука неприятная, В этом смысле высказывание Герцена совершенно справедливо. И все же, если не воспринимать слово "бред" буквально, то следует признать, что во многих случаях выдумка, фантазия могут помочь влюбленным справиться с конфликтной ситуацией, ликвидировать возникшую по тем или иным причинам напряженность в отношениях.
* (Герцен, А. И. Собр. соч. Т. 9. М., 1956, с. 274.)
Высказанные соображения подводят нас к выводу, что воздействие таинственного может быть двояким - оно может внушить ужас или очаровать, лишить воли или окрылить, вдохновить или вызвать отчаяние. Весь вопрос заключается в том, насколько человек умеет пользоваться обстоятельствами себе на пользу.
Психологическое воздействие таинственности умело эксплуатировалось всеми религиями, таинственное служило оружием многим диктаторам. Шиллер подчеркивал: "И как величие божества пребывает за завесой в святой-святых, как и королевское величие обыкновенно облекает себя тайной, чтобы посредством искусственной незримости поддерживать в неослабном напряжении благоговение подданных"*.
* (Шиллер, ф. Собр. соч. Т. 6, с 192.)
Почти такой же взгляд в середине XX века высказал генерал де Голль. "Престиж невозможно поддерживать без таинственности, поскольку то, что хорошо известно, не располагает к преклонению. Необходимо, чтобы в замыслах, манерах, в образе мыслей было что-то непонятное для других, что-то интригующее, волнующее, держащее в напряжении"*.
* (Морчанов, Н. Генерал дьо Гол. С, 1978, с. 86.)
Эти "рецепты" относятся всецело к реакционным или не имеющим настоящей связи с трудящимися руководителям. Несмотря на это, нельзя не провести слишком очевидно напрашивающуюся аналогию с любовью. Престиж, уважение, очарование любимого можно завоевать, если в отношениях влюбленных будет присутствовать элемент таинственности, загадочности, если мысли и чувства будут угадываться не сразу, поскольку только это усилит эмоциональную связь и укрепит любовные порывы.
В заключение нужно подчеркнуть, что положительная или отрицательная роль загадочности и таинственности, особенно ярко заметная в любви, хорошо показана в произведениях искусства. Жорж Санд, которая пережила большую любовь с Фредериком Шопеном, говорила о нем: "Его гений был полон таинственной гармонии природы, которую его музыкальная мысль выражала равноценно, но возвышенным образом, а не рабским повторением внешних звуков"*. Те же слова могут быть отнесены к творчеству Вагнера, Бетховена, Баха и других великих композиторов. "Таинственная гармония" помогала им проникнуть в глубинную сущность природы и человеческой души, раскрывая, зачастую несознательно, ее особую прелесть, порой не заметную в будничной жизни.
* (Моруа, А. Указ. соч., с. 235.)
Видный советский литературовед М. Б. Храпченко, давая характеристику творчества Л. Н. Толстого, отметил: "Самый трезвый реализм" в творчестве позднего Толстого (например, в романе "Воскресение" - примеч. авт., С. В.) соседствует с мечтательностью, иллюзиями; глубочайшее проникновение в сущность явлений действительности уживается с отрешением от земного, материального"*.
* (Храпченко, М. Б. Собр. соч. Т. 2. М., 1980, с. 335.)
"Самый трезвый реализм", лишенный мечты и иллюзии, не одухотворенный пусть даже неосуществимыми идеалами, не мог бы объективно отразить многообразие реальной действительности и реализовать заложенные в нем возможности. Такой реализм оказался бы неспособен обогатить художественное творчество, понимаемое как создание нечто нового, а не как пассивную регистрацию фактов и явлений в том виде, в каком они существуют.
Поэтому ни один настоящий художник, ни один настоящий влюбленный никогда не позволяют себе опошлять возвышенное, игнорировать значение мечты, интерес к загадочному и таинственному.