7. Вечная любовь

Вечная любовь означает, что любящие пережили до конца еще не все, не все еще познали и не все еще "решили" раз и навсегда. Любовь, как и сама жизнь, может постоянно развиваться, обновляться, усложняться и углубляться через контакты и взаимоотношения влюбленных. Юрий Тынянов имел в виду именно эту железную, так сказать, необходимость, подчеркивая, что "любовь требует препятствий - в противном случае начинается пресыщение"^*.

^* (Тынянов, Ю. Пушкин. Минск, 1979, с. 392.)

Препятствия могут не только способствовать обновлению, но и утомлять. С другой стороны, они могут быть естественными, порождаемыми социальными условиями или конкретными жизненными ситуациями, но могут быть и искусственными, сознательно или несознательно создаваемыми самими влюбленными. Результатом их преодоления, в свою очередь, может быть как дальнейшее усиление взаимного желания, так и разочарование. Под "последним" или "очередным" покрывалом может обнаружиться дотоле неподозреваемое богатство, пленяющее еще сильнее, но может объявиться и такая пошлость или элементарность, которая способна только оттолкнуть. Поэтому настоящие трудности начинаются как раз с выяснения "трудностей", того содержания, которое за ними скрывается, тех целей, которые преследуются при их преодолении.

Этот житейский и психологический принцип тем более относится к запретености.

Очарование запретности наслаждения придает любовному переживанию особую прелесть и пикантность. Поэтому самым сильным оружием выдающихся любовников-авантюристов всегда было и, видимо, всегда будет именно таинственность, запретность, умение разжигать неоделимое стремление воспротивиться общепринятым нормам, рисковать, испытать чувство греховности.

Интерес к неизвестному, неизведанному, таинственному и даже мистическому глубоко коренится, как мы это уже показали, в человеческой природе. Он проявляется в ряде сфер человеческой жизни и особенно в психических переживаниях. Эта сторона человеческой психики, рассматриваемая ранее преимущественно как негативная, имеет, как кажется, известное право на существование и в любовных взаимоотношениях. Поэтому успешно бороться с этим можно только косвенно, через противоположные интересы.

Динамика и многозначительность выразительности человеческих чувств, мыслей и переживаний может, разумеется, выступать в роли действенного фактора только тогда, когда отражает реальное душевное богатство. В противном случае она превращается в манерность или в легкомысленную детскую игру, которая не в состоянии никого заинтриговать достаточно сильно.

Иногда случается обратное - значительные, сложные, противоречивые чувства раскрываются шаблонными средствами или же скрываются по каким-то конъюнктурным соображениям. Немало мужчин, женщин и особенно девушек считают, например, смешным и глупым стремление прикрывать определенные части своего тела, краснеть при циничных разговорах или осуждать вульгарные поступки, боясь, что их посчитают отсталыми. В таких случаях они стараются прикрыть естественное смущение, возмущение или отвращение однообразными, мы бы сказали, затасканными выражениями, заученными позами и жестами, тем самым давая неверное представление о богатстве, деликатности и сложности своих душевных переживаний.

Поклонникам "современных отношений" в любви следовало бы помнить слова миссис Хиггинс насчет змеи и пошлости: "В саду любви живет змея. Имя ей - пошлость. Наступите ей на голову, иначе она погубит ваш сад"^*

^* (Лондон, Дж. Сочинения. Т. 6, с. 134.)

Пошлость убивает любовь, поскольку накладывает на нее отпечаток вульгарности. Пошляки считают, что им знакомы все секреты любви, что для них нет тайн. За этим высокомерным отношением скрывается крайне примитивное понимание секса, которое сводит неисчерпаемое разнообразие любовных переживаний к простому проявлению полового инстинкта. Поэтому их "размах" в любовных отношениях в большинстве случаев сродни топору мясника, который безжалостно, под корень уничтожает любовное чувство.

Застенчивость, которую обычно противопоставляют вульгарности, ни в коей мере не является, как это иногда принято думать, свойством неопытных и наивных. Во многих случаях застенчивость отражает сложность любовных переживаний, является хранителем их чистоты. Поэтому те, кто отказываются от нее, лишаются мощного средства, способного обеспечить им большое счастье в любви.

Можно возразить, что все эти столь правильные соображения давно не имеют ничего общего с реальной жизнью. В наши дни утрачены характерные для болгарского села XIX - начала XX века чистота и девственность любовных взаимоотношений. Сегодня о любви известно чуть ли не все не только всем подросткам, но даже детям. Свобода нравов, влияние кино, телевидения и книг действуют на сознание подрастающих поколений таким образом, что готовят их к новым, более динамичным и "деловым" отношениям между полами.

Будучи верным с фактической точки зрения, аргумент этот, однако, не выдерживает критики с учетом возникающих в любви закономерностей. Изменения в быте, нравах и психике людей могут благотворно сказаться на любви вообще и особенно на семейно-брачных отношениях только тогда, когда они соответствуют объективным потребностям человеческой душевности. Наивным, характерным для прошлого проявлениям стыдливости действительно нет места в современной жизни, однако необходимость в сохранении многогранности, сложности, противоречивости и деликатности в любовных отношениях продолжает действовать с той же, если не с большей, силой.

Мощное оружие "бесконечной любви", успешно противостоящим таинственности, неизвестности и запретности и достойно реализующим их, представляет собой богатство нюансов подлинных душевных переживаний. К. С. Станиславский справедливо подчеркивает, как мы уже указывали в первой главе, что любовь не есть какое-то однородное и неизменное чувство. В ней соединяются одновременно гордость и преклонение, восхищение и господство, подчинение и экстаз, равнодушие, самовыражение любящего и того, кого любят, и т. д.

Мужчины и женщины, которые думают о любви и борются за ее сохранение, не допускают опустошительного однообразия чувств и отношений. Заинтересованное отношение к любимому, стремление раскрыть и укрепить его чувство активизирует, как говорил С. Л. Рубинштейн, порог восприимчивости и дифференциирует эмоциональное отношение^*.

^* (Рубинштейн, С. Л. Проблемы общей психологии. М., 1973, с. 145.)

В нашем случае речь идет, разумеется, не об актерской игре, а о подходе к любимому человеку. Эмоциональное восприятие любимого существа дает возможность любящему рассмотреть своего кумира в свете как его положительных, так и отрицательных качеств. Под влиянием сложных восприятий возникают разные, порой противоположные чувства, которые дифференцируют и уточняют любовное отношение. Любящий начинает смотреть на предмет своей любви не под единственным, а под несколькими самыми разными интеллектуально-эмоциональными "углами". Таким образом, сознательно или неосознанно, он выражает, скажем, наряду с восхищением и упрек, а наряду с преклонением проявляет и взыскательность. Постоянно меняющаяся палитра чувств и переживаний, в которых на смену одобрению приходит неодобрение, благодарность сменяется укором или же претензией, создает неизвестный для "статических" любовных отношений колорит.

Главным секретом поддержания и развития "вечной" любви является, вообще говоря, способность любящего дарить любимому не какую-то частицу, а всего себя: душу, тело, сердце, знания, опыт и чувства. Простой вывод этот не так-то прост, ибо "дарить" и "принимать подарки" можно по-разному.

Как мы видели, существует эгоистическая "отдача" со стороны любящего. В этом случае любящий смотрит на предмет своей любви единственно с точки зрения собственных любовных чувств, стремится во что бы то ни стало уберечь любимого, превратить его в свою собственность, не интересуясь особенно последствиями, которые будут иметь его усилия для другого. При таком подходе сознательно или бессознательно он способен прибегнуть к таким приемам, которые развращают и даже нравственно калечат любимое существо. Разновидности подобной эгоистической "беззаветности" и хищнического стремления к присвоению, несомненно, не могут служит эталоном для успеха в любви, так как способствуют развитию корыстных чувств, низводят любовь до уровня пошлой корысти.

Главной существенной чертой подлинно творческой беззаветности является взаимность. Это не значит, конечно, что любящий "дарит" что-то свое только из желания получить что-то взамен, или что оба любящих ведут точный учет актива и пассива. Это значит всего лишь, что мотивы влюбленных бескорыстные, что желание "дарить" другому выступает у них как глубокая внутренняя потребность сделать любимого счастливым. Подобный нравственно-психологический настрой обеих сторон исключает саму возможность злоупотребления любовными и всеми остальными отношениями независимо от количества и качества "отданного" и "полученного" взамен.

Другой исключительно важной чертой творческой беззаветности является, если так можно выразиться, стимулирующая активность. Любовь превращается в источник счастья, когда она воздействует больше на созидательные, нежели на потребительско-гедонистические интересы, желания и поступки партнеров. Удовольствие как самоцель и возведенное в абсолют потребительское отношение не могут обеспечить прочного счастья, потому что они оторваны и противопоставлены производственной и общественной деятельности человека. Подлинную ценность они имеют лишь тогда, когда органически связаны с заложенным в человеке созидательным началом и служат его развитию. Это значит, что любовь приносит большую радость, когда она постоянно обогащает чем-то обе стороны, когда укрепляет их веру в собственные силы, способствует развитию чувства собственного достоинства, активизирует воображение, мысли и творческие порывы любящих.