Глава VIII

СОДЕРЖАНИЕ. Второстепенные гетеры опасны для молодежи.- Что сказал о гетерах и гетеризме Анаксилас.- Искусство накладывать румяна.- Дрантидес своей жене Хронион.- Художники куртизанок Повсаниас, Аристид и Ниофан.- Письмо Таис Фесале по поводу Мегары.- Любовь Хармида к увядшей Филематиуме.- Как гетеры привлекали прохожих.- Советы Кробилы дочери Коринне.- Гетера Лира.- Мусариума упрекает дочь.- Рабыня Саламина и ее хозяин Габеллус.- Сималион и Петала.- Диалог между гетерой Мирталой и отвергнутым любовником Дорионом.- Торговцы из Бифинии.- Пожертвования куртизанок богам.- Диктериада Лизидис.- Комментаторы греческой Антологии.- Объяснение известной пословицы: "В Коринф не приходят безнаказанно".- Слово "осим".- Дионис-тиран в Коринфе.- Любовь по-финикийски.- Письма Аристинетта.- Вновь о стенах Серамики.- Высокие цены на свободных девиц и замужних женщин.- Филумена.- Ведьмы из Фесалии и Фригии.- Мелисса.- Лесбиянская любовь и Сафо.- Диалог Клеонариума и Леены.- Мегилла и Демонас.

Афинские диктериады представляли меньшую опасность для молодежи и людей пожилого возраста, чем второстепенные гетеры. Движимые неимоверной алчностью, они только тем и занимались, что разоряли неопытных юнцов и потерявших рассудок старцев.

Правитель Солон, очевидно, хотел обуздать ненасытную жадность куртизанок, создавая соответствующие увеселительные учреждения. Он рассчитывал также смягчить нравы и перекачать часть средств в казну государства. Между тем рабыни, купленные с этой целью за пределами Греции, не имели никакого представления о местных нравах и не владели языком страны, в которую их привезли. Обладая красотой и осведомленностью в любовных делах, они не могли удовлетворить Духовные запросы афинян. Этим воспользовались гетеры, вышедшие из местной среды. Менее привлекательные, чем диктериады, но хорошо обученные матерями или кормилицами, они отличались пикантностью, ловкостью и разнообразием приемов обольщения. Если добавить к этому умение пользоваться словом, то понятным становится то превосходство, которое они утвердили над диктериадами. Их опасались, на них указывали как на подводные камни и в то же время разбивались об эти рифы. Кораблекрушение терпели наиболее опытные штурманы и гребцы.

Чужое горе доставляло радость гетерам - этим зловещим инициаторам катастроф. "Если кто-либо попадал в сети к гетере,- говорил поэт Анаксилас в комедии "Неотис",- пусть назовет мне тварь, обладающую такой же свирепостью. В самом деле, что по сравнению с ней дракон, химера, извергающие из ноздрей пламя, харибда и сцилла, эти трехголовые существа, морские собаки, сфинкс, гидра, лев, гадюка? Что в сравнении с ней все гарпии? Нет, невозможно ни с чем сравнить это отвратительное отродье, ибо оно превосходит все вообразимые и невообразимые мерзости".

Гетеры, с детства постигшие уроки старых развратниц, теряли человеческий облик. Молодые, они еще довольствовались единственным любовником, да и то, если он платил за двадцатерых; затем они охотились за многочисленными клиентами, стремясь вытряхнуть из них все, что только можно. Среди них оказывались разоренные простаки, которые по наводке гетер шли на воровство, мошенничество и даже убийство. Объектами внимания становились сынки богатых родителей, молодые ораторы, поэты и начинающие философы, матросы, солдаты, крестьяне, торговцы, игроки и транжиры.

Удивительным было то, что влиянием и успехом пользовались особы с посредственной внешностью. Они дарили безвкусные поцелуи, гримасничали вместо того, чтобы улыбаться, и штукатурили лицо толстым слоем румян. Малопривлекательный образ известных гетер рисует Анаксилас. "Вот эта Плангон,- говорит он,- подлинная химера, сжигающая иноземцев. Только один кавалер перехитрил ее, утащив недавно все имущество. Что касается Синопы, то не гидра ли она, эта старуха и соседка стоголовой Гнафены? А чем она, например, отличается от Сциллы с тройной пастью? Не ищет ли она третьего любовника, только что проглотив двух? Между тем говорят, что он спасся, удирая от нее со скоростью ветра. Ну а Фрина? Я не вижу, что отличает ее от Харибды: не проглотила ли она баркас вместе с капитаном и рулевым? Феано, не общипанная ли она сирена с глазами и голосом женщины, но с птичьими ногами?".

Этот пассаж из греческой комедии, попавшей в поле зрения Афинея, указывает на деградацию гетер. В прошлом знаменитые куртизанки оказались в ранге презренных диктериад. Состарившиеся Плангон, Синопа, Глафена, Фрина, Феано уже ничем не отличались от "волчиц" и "сфинксов" Серамики.

Между тем подтверждается фактами, что физическое старение не было препятствием для женщин такого рода: они обладали искусством скрывать следы старости и компенсировать внешние дефекты опытом и ореолом прошедшей славы. Молодые или старые, морщинистые или нет, они неизменно пользовались особыми румянами, составленными из тернистых растений Египта или корней аконта; побеги красного цвета, смоченные уксусом, накладывались на лицо и придавали увядшей коже свежесть младенца. Когда же нужно было избавиться от морщин, то прежде чем их замазывать, лицо покрывалось особой смесью рыбьего клея и свинцовых белил.

Подкрашивание лица входило существенным компонентом в ремесло куртизанки. "Не претендуешь ли ты,- писал Дриандидес своей жене Хронионе (в "письмах Алсифрона"),- стать на одну доску с этими женщинами Афин, лицо которых выдает извращенные нравы?". Занятие косметикой действительно находилось на уровне художественного искусства. Чтобы скрыть недостатки, прибегали и к другим уловкам. Так, гетеры показывались на улицах только по вечерам, когда зажигались факелы и фонари. Днем они держались на почтительном расстоянии от любопытных взоров, не покидая дома или притаившись у верхнего окна. Из этой засады они обнаруживали себя только на мгновение, чтобы привлечь внимание неосторожного любителя приключений. Вдохновленный призывным взглядом, он бросался за куртизанкой в ее логово, где темнота скрывала все дефекты хозяйки.

Когда почтенные женщины в надежде вернуть любовь мужа пытались воспользоваться подобными приемами, они делали это, как правило, неумело, и затея часто кончалась конфузом. "Наши женщины,- говорил Эубул в комедии "Цветочница",- мажутся белилами, натираются сурьмой и пользуются соками совсем не так. В результате если они выходят на улицу жарким летом, то из глаз текут два черных ручья и обильный пот, стекая на шею, оставляет в ней борозды; напудренные волосы, липнувшие на лбу, старят их еще более".

Если употребление румян стало делом обычным, то совсем неординарными были приемы косметики. Можно предположить, что удавалось это тем, кто прошел специальную подготовку. Конечно, в стране, где мастерство раскрашивания мраморных статуй достигло совершенства, постигалось и искусство женского макияжа. Существовали специальные художники - портретисты куртизанок (их называли "порнографосы").

Павсаниас, Аристид и Ниофан, упоминаемые Афине- ем, были не одиноки в этом искусстве. По замечанию греческого поэта, красота должна изменяться бесконечно, чтобы оставаться красотой. Отсюда постоянное стремление куртизанок к изменению черт лица, к овладению искусством макияжа. Многое при этом зависело от ее вкуса. В "Письмах" Алсифрона Таис злорадно пишет своей подруге Фесале по поводу Мегары - обездоленной куртизанки: "Она очень дерзко отзывалась о моих румянах и лице. Она, видимо, забыла, в какой нищете я ее застала, когда у нее не было зеркала? Если бы она знала, что цвет ее кожи похож на желтый сандарак, осмелилась бы говорить так о моем лице?"

Естественно, все гетеры красились, и старые имели определенные преимущества благодаря приобретенному с годами опыту. Вот почему часто случалось, что молодой красивой гетере предпочитали старую и некрасивую. Свою роль играли здесь и колдовские снадобья. В "Диалогах" Лукиана Таис выражает возмущение тем, что любовник Глиссеры оставил ее ради Горгоны. "Какое очарование нашел он в мертвых губах и отвисших щеках? - говорит Таис.- Может быть, он ее взял из-за большого носа, лысой головы и вытянутой шеи". В тех же "Диалогах" Трифена смеется над увядшей Филематиумой по прозвищу "стенобитная машина". "Заметили ли вы ее возраст и морщины?" - говорит Трифена. "Она клянется, что ей не более двадцати двух",- возражает Хармид. "Но можно ли верить словам больше, чем собственным глазам? Разве вы не видите, как начинают белеть ее виски? А если бы вы ее видели голой!" - "Этого она никогда мне не позволяла сделать".- "И разумно, поскольку ее тело пестрое, как шкура леопарда".

В этих отрывках речь идет о тех самых гетерах, которые располагались у верхнего окна на улицу, проводя ветвью мирты по губам. Когда прохожий откликался на ее призыв, куртизанка делала условный знак, соединяя большой и указательный палец в кольцо, и уходила от окна. Внизу клиента встречала служанка. Молча, прижав палец к губам в знак молчания, она провожала его в темную комнату, куда проникал слабый свет из-за приоткрытой портьеры. Называлась сумма, которую следовало отдать не торгуясь. Затем как видение появлялась в глубине комнаты куртизанка.

Однако наступало время, когда не могли спасти и такие уловки. Оставались две возможности: воспитывать молодых гетер или выполнять роль повивальных бабок-знахарок. Вот что писала Фебиана некоему Анисе- ту: "Одна из моих соседок пригласила меня помочь ей во время родовых схваток. Я поспешила к ней, взяв с собой необходимые инструменты". Она еще не была старой, но уже готовилась к новой роли. Будучи мастерицами в деле совращения малолетних, знахарки составляли приворотное зелье. "Письма" Алсифрона и "Диалоги" Лукиана заполнены репликами этих старых сводниц. Обычно в этой роли выступала мать, склонявшая дочь к проституции. "Не такое это уж большое несчастье,- говорит зловещая Кробила своей дочери Коринне, которую она накануне предложила богатому юнцу.- Это не такое большое несчастье перестать быть девственницей и узнать мужчину, который к тому же дает тебе за первый визит целую мину. Ведь за нее можно купить богатое ожерелье". И она расписывает преимущества ремесла, которое выведет их из нищеты. "Как я буду это делать?" - наивно спрашивает Коринна. "Точно так, как это ты только что сделала,- ответила мегера,- и как делает это твоя соседка".- "Но ведь она - куртизанка!" - "Какое это имеет значение? Ты станешь богатой, как она. У тебя будет толпа почитателей. Ты плачешь, Коринна? Но посмотри, сколько куртизанок вокруг, какой у них доход и процветание!"

Затем следуют материнские советы, приводится пример олетриды Лиры, дочери Дафниса: ее тяга к роскоши, манера обольщения, веселый нрав, удача в делах, неограниченный кредит. Будучи приглашенной на празднество, она никогда не пьет лишнего, слегка прикасается к деликатесам, пьет не спеша и говорит мало. "Она смотрит только на того, кто должен ее увести, и это усиливает ее авторитет. Когда она ложится в постель, то забывает всех, кроме своего клиента. Поэтому каждый стремится ее нанять. Подражай ей во всем, и мы будем счастливы".

Девушка не очень устрашена такой перспективой обогащения. "Но,- говорит она после некоторого раздумья,- все, кто покупают нашу благосклонность, не похожи ли они на Лукритуса, получившего от меня все?" - "Нет, - отвечает Кробила, надувшись от важности,- будут более красивые, будут пожилые, даже уродливые".- "И что, нужно, чтобы я одаривала их такими же ласками?" - "Этих особенно. Так как они платят больше. Красивые всего лишь красивые. Думай только об обогащении". С этими словами мать отправила ее в баню: Лукритус должен прийти этим вечером.

Мать некой Мусариумы пришла в отчаяние от бескорыстной любви дочери к юному Хереасу. Последний не дал ей ни одного обола, более того, девица продала драгоценности и выходное платье; влюбленная куртизанка не может любить наполовину. Негодующая мать проклинает дочь, которая вместо того, чтобы получать доход от любви, разоряется на ней. "Стыдись! - упрекает она с презрением и гневом.- Ты - одна из всех куртизанок осталась без серег, без колье и тара некого платья!" - "Но, мама,- воскликнула Мусариума, задетая за живое,- более ли они счастливы и красивы, чем я?" - "Они более разумны и лучше знают свое ремесло. Они не верят словам юнцов, клятвы которых остаются только на их губах. Для тебя, новой Пенелопы, верной только одному любовнику, нужен Хереас. Только что арканийский землевладелец (такой же юный) предложил две мины - цену вина, проданного отцом в городе, и ты его отвергла с оскорбительной улыбкой. Ты хочешь спать только со своим Адонисом!" - "Как! Бросить Хереаса ради мужлана, источающего козлиный запах? Хереас - Аполлон, а арканиец - урод".- "Хорошо. Он мужлан, пусть будет так. Но Антифон, сын Менекрата, ведь тот предложил тебе мину. Разве это не элегантный афинянин и разве он не так же молод и красив, как Хереас?" - "Хереас мне угрожает: "Убью вас обоих, если застану вместе!" - "Пустая угроза! Может быть, тебе стоит закончить жизнь куртизанки и принять обет жрицы Сереса? Но забудем это. Вот наступают Алены, что подарил он тебе к этому празднику?" - "Мама, у него ничего нет".- "Но разве он не предпринимает всяческие ухищрения вплоть до попыток с помощью мошенника-раба ограбить своего отца? И разве не требует от матери денег, угрожая в случае отказа отправиться в заморское плавание?"

Не все куртизанки были столь бескорыстными, как Мусариума. Безденежную любовь, если она случалась, они умели компенсировать: кто приходил с кошельком, уходил без него. Каждая имела свой тариф, но порой из-за брезгливости или каприза отказывалась от щедрого посетителя.

Ксенарк в "Пентафлии", воспроизведенной Афине- ем, видимо, имеет в виду диктериад, когда пишет следующее: "Они обладают гибким станом. Есть худые и низкие ростом, высокие и плотные, молодые, старые, среднего возраста. Всегда можно выбрать ту, которая больше всего вам подходит. При этом не нужно прибегать ни к каким ухищрениям". Что касается гетеры, то даже матросская и простонародная, она пользовалась правом выбора, закрывая дверь перед нежелательным посетителем. Простая обитательница Серамики, которую громила Габеллус извлек из лавчонки колченогого торговца, решительно воспротивилась домогательствам нового хозяина. "Пытки меня страшат меньше, чем ваша постель,- сообщает она ему.- Я вовсе не убежала той ночью, а спряталась в саду, где вы меня искали. Я заперлась в сундуке, страшась ваших объятий. Лучше повеситься, чем выдержать их. Я не боюсь смерти, и это не высокопарная фраза. Да, Габеллус, я ненавижу вас, жирный боров, вы внушаете мне ужас, кажетесь чудовищем. Ваше дыхание отравляет воздух. Уходите в недобрый час! Попробуйте сойтись с какой-нибудь старой Еленой, беззубой и пропахшей жирным маслом на своем хуторе". Алсифон, воспроизводя это послание, не посвящает нас в дальнейшее и остается неизвестным, свыклась ли Саламина с чудовищем Габеллусом.

Торговцы рабынями, обученными искусству любви, назывались андроподокапеллами. Подчеркивая качество своего товара, они обвязывали бедра женщин специальными веревками. Пылкие афиняне стремились разгадать условные обозначения секретов любви, которыми обладали рабыни. Многие гетеры начинали с этого. Затем в знак признательности очарованные любовники выкупали их из рабства или это происходило за накопленные женщинами средства. Многие оставались до конца своих дней упрямыми и алчными, что помогало подниматься по ступеням благосостояния. Овладев в совершенстве ремеслом в диктерионах, где регламент не позволял брать с клиента больше одного обола, они сразу же после выхода из рабства требовали одну или две драхмы, затем не довольствовались золотым статером, когда же входили в моду, мина казалась им пустяком,и дело кончалось востребованием таланта (8000 франков). У ловких и изощренных красавиц рост заработка происходил стремительно. Но когда не хватало ума и предусмотрительности, процветание было недолгим. Часто происходило обратное движение в разряд второстепенных гетер; тогда высшей оплатой становились несколько драхм, вырванных с трудом у бедных или скупых мужланов.

Совсем недавно их видели восседающими в великолепных носилках, свежих и надушенных, в тончайших шелках, в сопровождении кортежа рабов и евнухов. Они блистали золотыми серьгами, кольцами, пряжками. И вдруг-неожиданное перевоплощение: одетые в лохмотья, растрепанные, со сморщенными шеей и лицом, они сидят у портиков Пиррея или бродят среди могил Серамики.

Наглость этих красоток в период процветания сменялись унижением и нищитой. Достаточно было разорительного суда, болезни, пьянства или проигрыша в азартной игре, чтобы вызвать такое падение. Никто не жалел их за гранью нищеты и отчаянья, наоборот, напоминали им о бессердечии и жестокости в лучшие времена. Сколько слез, банкротств, разбитых надежд было связано с ними и в то же время сколько страстей!

"Письма" Алсифрона заполнены жалобами несчастных любовников, а также жестокими насмешками гетер над обманутыми и отвергнутыми. Вот Сималион, разоренный Петалой, проникается еще более пылкой любовью к ней. А это - рыбак Анхениус, сделавший женой свою любовницу - гетеру. В "Диалогах" Лукиана Миртала насмехается над Дорионом, предварительно полностью его разорив. Последний жалуется: "После того, как я осыпал тебя щедротами и был возлюбленным, господином, мужем, с тех пор, как я ничем не владею, а ты одержала победу над этим торговцем из Бифинии, твоя дверь закрылась передо мной. Перед этой неумолимой дверью я напрасно проливаю слезы одиночества; но он, он один с тобой, всю ночь, опьяненный ласками..." - "Что! Ты говоришь о каких-то щедротах, которыми якобы осыпал меня? - возражает ему Миртала со смехом.- Я разорила тебя, говоришь ты? Подсчитаем, посмотрим, что ты мне принес".- "Да, подсчитаем, Миртала. Во-первых, обувь из Сициона: положим две драхмы".- "Но ты спал со мной две ночи".- "Продолжим: по возвращении из Сирии я привез тебе вазу, наполненную финикийскими благовониями. Это стоило, клянусь Нептуном, две драхмы".- "А я дала тебе перед отъездом короткую тунику, которую матрос Эпиур забыл у меня". - "Эпиур узнал ее и отнял не без драки. Призываю в свидетели богов. Вернувшись из Босфора, я привез тебе кипрские луковицы, пять рыбин и восемь окуней, еще восемь пирогов, вазу с карийскими фигами и, наконец, о неблагодарная, я тебе привез из Патара золоченные башмаки. Припоминаю также чудесный сыр из Гитиума".- "И все это можно сосчитать за пять драхм".- "Эх, Миртала, это все, что у меня было, несчастного наемного матроса. Теперь я - глава правого крыла гребцов, а ты меня презираешь. Разве я не возложил совсем недавно на празднества Афродиты золотую драхму к ногам Венеры? Разве я не дал две драхмы твоей матери на покупку обуви? А этой Лиде два или три обола? Вот и получается все состояние матроса!" Миртала рассмеялась в ответ и с гордостью разложила богатые подарки торговца из Бифинии: ожерелье, серьги, ковер, серебро. Затем, повернувшись к нему спиной, произнесла: "О, счастливая любовница Дорион! О, несомненно, ты привезешь ей кипрские луковицы и сыр из Гитиума!"

Петала, пребывая в поисках своего богатого клиента, пишет Сималиону, слезливая и скаредная любовь которого ее раздражает: "Отныне туники, драгоценности, рабы - вот чего требует моя профессия и занимаемое мной положение. Родители не оставили мне владений в Нуримонте. Я не участвую в разработке руд Аттики. Все мое богатство - жалкая плата за доставляемое мной удовольствие и мизерные подарки, которые, тяжело вздыхая, преподносят мне скаредные и безмозглые любовники. Я живу с тобой год в скуке и без удовольствий. Нет даже благовоний для моих волос. Мое сокровище - старые и грубые тарентские ткани. Я не осмеливаюсь появляться среди подруг. Могу ли я согласиться жить с тобой. Ты плачешь? Это смешно! Видите ли, именем Венеры он обожествляет меня, нужно отдаться только ему. Как?! У тебя нет золотых чаш? Ты не можешь украсть деньги отца, сбережения матери?"

Не редко случалось, что молодой человек, ослепленный роковой страстью, обкрадывал своих родителей, чтобы утолить алчность гетеры. Разорив клиента и убедившись, что ничего больше из него вытянуть нельзя, куртизанка теряла к нему всякий интерес. Анаксилас имел все основания сказать в одной из своих комедий: "Из всех свирепых животных нет более опасней, чем гетера".

Отличаясь жестокостью и алчностью, куртизанки были щедры в другом: они буквально заваливали алтари храмов пожертвованиями и подношениями. При этом они не просили у божества любящих и преданных сердец; в их молитвах речь шла только о наживе и богатой добыче. Это был торг с вершителями судеб, своего рода ростовщичество, спекуляция, расчет. В случае удачной сделки с подвернувшимся глупцом или богатым старцем из Азии или Африки они благодарили небеса за ниспосланную милость.

Мать Мусариумы, возмущенная нахлебником своей дочери, воскликнула с иронией: "Если найдется еще один такой любовник, как Хереас, следует пожертвовать Венере-Пандемос козу, Венере-Урании - телку. Надо подарить венец богине богатств".

Диктериада Лизидис, умиротворяя Венеру Народную, сделала ей особое подношение: эмблему, похожую на дар Родопис храму Аполлона Дельфийского. В греческой Антологии говорится по этому поводу: "О Венера! Лизидис жертвует эту золотую шпору, принадлежавшую одной высокочтимой ноге. Она оживит самого ленивого жеребца, сделает его подвижным и ловким".

Комментаторы разошлись во мнениях о значении этого дара. Одни утверждают, что речь идет о стимуле сладострастия, другие толкуют это как торг с божеством. В Коринфе этот дар расценили как символ религиозной проституции.

В многолюдном и богатом Коринфе было гораздо больше куртизанок, чем в Афинах. Отсюда известная пословица, прошедшая через всю античность и дошедшая с некоторым изменением смысла до наших дней: "Не всем дано побывать в Коринфе". Пословице дают различные толкования, но все сходятся в одном: речь идет о куртизанках, прославивших этот город. Аристофан в "Плутусе" трактует эту пословицу следующим образом: "Женщины Коринфа отвергают бедных и принимают только богатых". Страбон более красноречив в своем рассказе о том, как торговцы и моряки, прибывшие в город на праздник Венеры, тут же попадали в объятия обольстительниц. Они разорялись, не успев попасть в город. Поэтому Страбон лаконичен в трактовке пословицы: "В Коринф не приходят безнаказанно".

Куртизанки всех стран совершенствовали здесь свое ремесло. Торговля любовью становилась тем более бойкой, чем обширнее и населенней становился Коринф - этот всемирный торговый центр. Почти все женщины практиковались здесь в любовном искусстве. Каждый дом был превращен в своеобразный диктерион. У его порога куртизанки выслеживали сошедших с кораблей путников. Их упрекали в лености, корили за склонность сидеть сложа руки вместо того, чтобы прясть или ткать, на что следовал ответ: "О какой лени вы говорите? Нам надо не много времени, чтобы заработать всю ткань, которая идет на парус трех судов". Они имели право на такой ответ, ибо, как свидетельствует Страбон, три капитана были вынуждены продать паруса своих судов, чтобы расплатиться с гетерами.

Комический поэт Эубул изобразил в пьесе "Серкопы" бедного малого, иронически поведавшего свою историю: "Я проезжал Коринф и разорился, съев овощ под названием "Осима". Я наделал столько глупостей, что лишился всего, даже плаща". Поэт сыграл на двойном значении слова "осима": "куртизанка" и "ароматный овощ". Дионисий-тиран стал "осимой" для некоего Юстиниана, прожигая жизнь в диктерионах Коринфа. Произошло это после его изгнания из Сиракуз и полного самоунижения.

Будущие звезды проституции появлялись в Коринфе в юном возрасте. Привозили их сюда торговцы человеческим телом с островов и городов Эгейского архипелага: Лесбоса, Абидоса, Кипра; в большом количестве поступали они из Финикии и Милета. Все это были места, откуда, по преданию, появилась Венера из пены морской.

Наиболее изощренными в искусстве страсти были лесбиянки. От этого слова родился греческий глагол, означающий "доставлять любовное наслаждение", "сделать это с большим искусством". Финикийцы также обогатили греческий язык словом, которое означало "доставлять любовное наслаждение по-финикийски". Получить такую приставку к имени означало многое для честолюбивой гетеры.

Города и острова Эгейского архипелага поставляли разные категории проституток. Милет специализировался на танцовщицах и флейтистках, олетридах, без которых не обходился ни один греческий праздник. Лесбос и Финикия славились как родина гетер. Охотно принимал их Коринф в свою огромную школу-гинекей. Об этом упоминается в Иллиаде Гомера. Здесь ("Иллиада", IX) называются в качестве эталонов красоты семь женщин, искусных в "деликатных делах", семь лесбиянок. Их подарил Ахиллу Агамемнон, и, естественно, "деликатные дела лесбиянок" отличались от занятий целомудренной Пенелопы.

Известны некоторые наставления по гетеризму: они встречаются у ряда греческих эротиков и разделяются на три части: первая - искусство вызывать любовь, вторая - умение усиливать и поддерживать ее, третья - искусство извлекать доход. Одна из ловких служительниц этого ремесла повествует в "Письмах Аристинета": "К вопросу о затруднениях, которые нужно создать юным сластолюбцам. Искусственные препятствия на пути удовлетворения их страсти усиливают влечение, предотвращают пресыщенность, позволяют испытать новые ощущения. Но не следует заходить слишком далеко в испытании терпения. В конце концов это может надоесть, наступит момент раздражения, любовник начнет строить новые планы, искать другие связи, любовь улетучится столь же быстро, как и пришла". Аристинет, будучи известным философом, не постеснялся с помощью куртизанок сформулировать следующий вывод: "В основе наслаждений - идея нежности и невообразимого очарования; следует возбуждать пылкое желание. Испытавший наслаждение непременно захочет его повторить".

Лукиан ("Речи тех, кто готовится служить великим") расхваливает тактику гетер: "Очень редко они позволяют целовать себя сразу, ибо знают по опыту, что излишества - могила любви. Но они делают все, чтобы возбудить желание и надежду у мужчин". Не меньшая изобретательность проявлялась и в средствах достижения цели, они были тем более утонченными, чем требовательнее были клиенты и выше рангом куртизанки.

Даже неопытная гетера имела свои приемы, выражавшиеся в позах, жестах, улыбках, взглядах; каждая из них знала, что следует скрывать, а что подчеркивать: рассеянность и безразличие, неподвижность и молчаливость сменялись в нужный момент рывком за добычей, чтобы схватить ее и не выпускать больше из рук. Ловко разыгрывались одиночество или, наоборот, общительность. Ловушки менялись в зависимости от рода добычи, которую нужно было заполучить. С целью вызвать эмоции гетеры разражались непристойным смехом. При этом обнажались зубы цвета слоновой кости, дрожали коралловые губы, играли капризные ямки на щеках, изгибалась алебастровая шея.

В особых случаях гетера прибегала к еще более действенным средствам: она отправляла рабыню к стене Серамики, где та углем выводила имя намеченной жертвы, затем избраннику посылались цветы и надкушенные фрукты в знак того, что гетера не спит, не ест и непрестанно вздыхает о возлюбленном. Каким бы суровым и холодным не был объект внимания, он не оставался равнодушным к проявленной заботе. Лукиан рассказывает в "Токсарисе": "Когда возлюбленный появляется на пороге, хозяйка бросается к нему с поцелуями и объятиями. Она не позволяет ему уйти, дает понять, что наряжалась только для него, льет слезы, протестует, пускает в ход все приемы обольщения, очаровывает пением, волшебными звуками лиры". Таковы были уловки многоопытной гетеры, неизменно достигавшей намеченной цели.

Искусству кокетства и обольщения учили, причем за свой счет, старые сводницы, куртизанки в прошлом. Знаменитая Неера была воспитана некой Никаретой, кухаркой Харизиуса, отпущенной хозяином на свободу. Никарета купила семь девочек: Антию, Стратону, Аристоклею, Метаниру, Филу, Истмиаду и Нееру; они с детства познали могущество красоты и "превосходно усвоили преподанные им уроки", как отметил Демосфен в обвинительной речи против Нееры.

Семерых воспитанниц Никарета назвала своими дочерьми, расчитывая получить за них большее вознаграждение, когда те получат свободу. Действительно, девственность каждой продавалась пять-шесть раз, прежде чем с нею расставались навсегда. Но в этом случае полученное образование помогало им быстро выкупать себя из неволи и вести самостоятельную жизнь.

Ласки свободной женщины оплачивались дороже услуг рабыни или вольноотпущенницы. Цена возрастала, если женщина имела мужа.

Желающих воспользоваться ласками замужней женщины не отпугивало грозившее за это наказание в виде смертной казни. Правда, этот закон почти никогда не применялся в полную силу: виновного отдавали в распоряжение оскорбленного мужа, который часто довольствовался наказанием плетьми. Смертный приговор заменялся денежным выкупом или пыткой столь же смешной, как и мучительной: в случае, если виновный не мог выкупить себя, отдавали на расправу рабам; те жестоко секли его плетьми, а затем вставляли в задний проход большую редьку. Таким было наказание адюльтера, частично заимствованное на Востоке, где сажали на кол. Часто случалось, что под страхом этой казни наивные глупцы выплачивали выкуп, не будучи виновными в предъявленном им обвинении.

Очень легко представить себе взбешенного мужа, заставшего жену на месте преступления. "Ах! Венера, обожаемая богиня,- восклицает поэт Анаксилис,- как можно решиться броситься в их объятия, помня о законах Дракона! Как осмелиться хотя бы запечатлеть поцелуй на их губах!" И все же, вопреки законам Дракона и ревности мужей, жены становились гетерами.

Мегара в письме подруге Бакшисе (ритор Алсифрон не решился его уничтожить) одобрительно судит о только что вышедшей замуж Филумене и ее пребывании в местах дикого разврата: "Она нашла возможность появляться там,- говорится в письме,- с помощью снотворного, которое она подсыпала мужу".

Снотворное и приворотное зелье употреблялось теми, для кого любовь составляла профессию: куртизанками, развратницами. Готовили их и продавали старые сводницы. Это занятие считалось таинством, которым владели колдуньи из Фесалии или Фригии. Теокрит и Лукиан раскрывают некоторые тонкости изготовления снадобий, Лукиан даже называет способы их применения в любовных делах и на случай мести. Таис, от которой ушел любовник к Горгоне, приписывает эту измену действию снадобья, составленного матерью Горгоны. "Она знает,- пишет Таис,- все фесалийские завлечения. Даже луна спускалась от ее голоса. Ее видели летающей в полночь". Проискам нечистой силы приписывают ослепление несчастного до такой степени, что тот не видел ни морщин, ни уродства своей возлюбленной.

Мелисса, чтобы вернуть своего Хариуса, ушедшего к Симмнке, просит Бакшису прислать ей колдунью. Та должна сделать все, чтобы любовник возненавидел соперницу. "Я знаю, моя дорогая,- отвечает Бакшиса, тронутая горем подруги,- колдунью из Сирии. Она займется твоим делом. Она примирила меня в течение четырех месяцев с Фаниасом: заклинание, которое она знает, привело его к моим ногам, когда я уже ни на что не надеялась".- "И что требует старуха?" - спрашивает Мелисса.- Помнишь ли ты?" - "Ее ворожба недорогая, Мелисса. Дают одну драхму и хлеб, добавляют семь оболов, соль, благовоние, пучок соломы, чашу, которую она сама наполняет и затем выпивает, нужно также несколько вещиц, которые принадлежат твоему возлюбленному: одежду, обувь, волосы или что-либо подобное".- "Один башмак у меня остался!" - "Эта женщина касается всего волшебной палочкой и кидает соль в огонь. Она произносит два имени. Вытащив затем шарик из-за пазухи и вращая его, быстро произносит заклинание из многих варварских слов, от которых тебя бросает в дрожь".

Существовало множество снадобий: приворотных, возбуждающих ненависть, делающих мужчин немощными, а женщин бесплодными, даже приносящих смерть. Их употребление было небезопасным, ибо многие содержали яд. Тем не менее гетеры постоянно пользовались ими в своих интригах. Аристотель рассказывает, как одна женщина дала своему любовнику снадобье, от которого тот умер. Аэропаг вынес оправдательный приговор, мотивируя это тем, что в намерение женщины не входила смерть. Благое намерение искупило убийство: женщиной руководило стремление возродить затухшую любовь.

Наряду с торговлей зельем промышляли противоядиями. Так, согласно Диоскориду, корень цикламены, растертый и превращенный в таблетку, нейтрализовал самые опасные снадобия. По его же свидетельству, если хотят сделать мужчину немощным, а женщину бесплодной, наливают вино, в котором утоплена особая рыбка. Пожелают вернуть любовника - пекут пирог без дрожжей в огне из ветвей чебреца и лавра. Чтобы заставить человека возненавидеть того, кого он любит, идут по его следу и незаметно ставят правую ногу в след левой ноги, а левую в отпечаток правой, приговаривая при этом: "Я иду по тебе, я над тобой". Вращая специальный шарик, колдунья приговаривает: "Как медный шар вращается под эгидой Венеры, так и твой возлюбленный пусть крутится у порога твоего дома". При этом бросается в пылающие угли восковая фигура, названная по имени мужчины или женщины, которым нужно внушить любовь. Следует едва слышное бормотание старухи: "Так же, как горит воск под эгидой вызванного мной божества, так пусть загорится любовью сердце, которое я хочу завлечь". Были и другие торжественные наговоры, сопровождаемые жертвенными приношениями, торговлей снадобьями.

Обычными средствами были настойки, мази, в состав которых входили травы, наркотические, спазматические, охлаждающие и возбуждающие чувственность вещества. "Потребление снадобья опасно,- писала Миррина Никипее.- Часто оно бывает роковым. Но неважно! Важно, чтобы Дифил жил с любовью ко мне или умер, любя Фессалу".

Куртизанки, сколачивая состояние, снедаемые честолюбием или местью, стремились предвосхитить судьбу. С этой целью обращались к фесалийкам, требуя ответа на вопрос: каков будет исход предпринятой авантюры и вообще, что ждет их в будущем. Глиссера в письме к поэту Менандру говорит о женщине из Фригии, которая "умеет с помощью тростниковых веревок предсказывать судьбу. Она развешивает их ночью и по движению ветра постигает волю богов также верно, как будто она разговаривает с ними".

В колдовской ритуал входили также возжигание фимиама из стираксового дерева и выпечка при луне пирогов из цветов дикого портулака. Что касается приворотного зелья, то оно было столь действенным и опасным, что даже умеренное его потребление вызывало страх, а повышенная доза часто приводила к сумасшествию или смерти.

В среде куртизанок царили ревность, предубеждение и ненависть. Часто это приводило к мести особого рода с применением самых бесчестных методов. Движущими мотивами были чванство и жадность. Например, война на почве женского соперничества велась за обладание красивым и богатым любовником. Не было лучшего средства утолить жажду мести, как отнять его у соперницы. Будучи постоянными соперницами и подчас непримиримыми врагами, они мечтали о богатстве в ущерб другим. Когда Горгона, выдававшая себя за подругу Глисеры, увела от нее любовника, Глисера получила следующее утешение от Таис: "Это проделка, которую часто совершают с нами, куртизанками". И заключает свое утешение следующими словами: "Горгона обворует его, как это сделала ты и как проделаешь это с другими".

Зло, доставляемое друг другу, тщательно маскировалось. Взаимное презрение скрывалось лестью, улыбками и внешним доброжелательством. Любовь же между ними чаще всего проявлялась в лесбиянстве.

Лесбийская любовь не подвергалась в Греции порицанию: ее не предавали анафеме, а тем более не преследовали по закону. Этот вид любви особенно процветал в диктерионах, в замкнутом кругу отверженных. Куртизанки с извращенными наклонностями вызывали недоверие у завсегдатаев мужчин, потому они тщательно скрывали свои пристрастия. Знаменитая Сафо приобрела славу утонченной лесбиянки, философски обосновавшей культ лесбиянства. Презирая мужчин, она в конце концов была наказана неразделенной любовью к Фаону. Однако ее личный пример и вдохновенное слово оказали большое влияние на греческие нравы, затронули все классы гетер, проникли в среду девственниц и матрон.

Оставляя в стороне все, что сказал по этому деликатному поводу Лукиан, приведем наиболее корректные места из диалога между Клеонариумом и Лееной. К Вот эта картинка, нарисованная кистью художника. "Клеонариум: Прекрасная новость, Леена! Говорят, что ты стала любовницей богатой Мегилы, что вы вместе и что... Так ли это? Ты краснеешь? Значит, это правда? - Леена: Да, это правда, мне стыдно, это странная вещь.- Клеонариум: И как же это? Нашему полу ничего не остается? Что вы делаете? Куда ведет этот гинекей? Ах! Ты не подруга мне, если не раскроешь тайну.- Леена: Я люблю тебя гак же, как ее, и Мегила, по правде, тоже имеет мужчину.- Клеонариум: Я не понимаю. Это что, трибада? Говорят, что Лесбос заполонен женщинами, которые, отказавшись от мужчин, продаются женщинам.- Леена: Что-то вроде того.- Клеонариум: Расскажи-ка мне, Леена, как ты поддалась этой страсти и как ты ее утоляешь? - Леена: Мегила и Демонас, богатые коринфянки с теми же наклонностями, ударились в оргию. Пригласили меня, чтобы играть на лире и петь. Пение и ночь продолжались, наступил час отдыха, они опьянели, и тогда Мегила сказала: "Леена, время спать, иди и ляг между нами".- Клеонариум: И ты согласилась? Зачем? - Леена: Они стали целовать меня по-мужски, не просто касаясь губами, а с полуоткрытым ртом. Я почувствовала себя в их объятиях, они ласкали мою грудь. Демонас кусалась, целуя меня. Я не знала, чем все это кончится. Наконец Мегила, распаленная страстью, отбросив назад волосы начала меня сжимать, насиловать, как молодой крепкий атлет. Я взбунтовалась, а она: "Ну хорошо Леена, видела ли ты когда-нибудь более крепкого парня?" - "Парня, Мегила, я не вижу здесь".- "Хватит считать меня сегодня женщиной, меня зовут Мегилус, я женился на Демонасе". Я принялась хохотать: "Я не верю, прекрасный Мегилус,- говорю,- что вы можете быть Ахиллом среди девственниц Сцироса. Вам не хватает того, что характеризует молодого героя, и Демонас подтвердит это".- "Не спеши, Леена, эти забавы имеют свои прелести".- "Вы гермафродиты, двуполые? (Как я была наивна, Клеонариум!).--"Нет, я мужчина по всем пунктам".- "Мне приходит на ум сказание о беотийской олетриде: женщина из Тебеса превратилась в мужчину, а тот превратился в кудесника Тирезиаса. Не такой ли случай произошел с вами?" - "Ничего подобного, Леена. Я подобна вам, но ощушаю жгучую страсть и пылкие чувства мужчины".- "Желания - это все?" - "Отдайся мне, Леена, и ты увидишь, что мои ласки мужские, отдайся - и ты это почувствуешь". Она долго умоляла, подарила драгоценное ожерелье, прозрачные одежды. Я поддалась ей, и она обняла меня как мужчина. Она чувствовала себя им, целовала меня, содрогалась от сладострастия.- Клеонариум: И как ты себя чувствовала? - Леена: Не спрашивай меня, что было потом. Настоящая пытка отвечать тебе, во имя Урании!"