Часть многочисленных определений и характеристик любви связана с т. наз. контрастными определениями. Под контрастными определениями мы понимаем те из них, которые в конечном счете выводятся из закона о единстве и борьбе противоположностей. Они заостряют внимание на двух - одновременно взаимосвязанных и взаимоисключающих - признаках. Само собой разумеется, что определения и характеристики такого рода могут иметь научную и житейско-практическую ценность только тогда, когда в них интуитивно или с полным пониманием дела нашли отражение объективные особенности изучаемого явления, в нашем случае - любви. В противном случае они превращаются в субъективистские конструкции, которые не объясняют ни какие-то особенности любви, ни сущности этого феномена.
В дававшихся до сих пор контрастных определениях подмечались, как правило, действительные особенности любви, значение которых подтверждалось практикой. К ним относятся такие определения любви, как радость - тоска, возвышение - унижение, целомудрие - бесстыдство, отдача - ограбление, разум - безумие и т. д. В этих и в ряде других определений сконцентрирован и конкретно выражен опыт миллионов людей, они выстраданы в буквальном смысле слова, поэтому недооценивать их не следует.
К сожалению, большинство контрастных, да и не только констрастных, определений любви носит преимущественно афористичный характер. Попытки понять их сущность, роль и значение, найти возможные пути их практического применения все еще недостаточны. Это весьма удивительно, если учитывать, что со времен "Золотого осла" Апулея художественная литература дает исключительно богатый материал как в плане психологическом и эмпирическом, так и в абстрактно-философском.
Большое количество контрастных определений, как и тот факт, что основная часть их, как правило, не встречает возражений, показывает, что в основе любви лежит ряд взаимоисключающих и взаимодополняющих особенностей, проявлений и Движущих сил. Вероятно, это обстоятельство и вводит в заблуждение некоторых авторов, которые абсолютизируют роль противоречий в любви, видя в ней чуть ли не основную специфику любовных переживаний, или даже основное или одно из основных средств "диагностики" и "управления" в такой деликатной области, как любовь*.
* (Василев, К. Любовта, 789-790.)
Первое, с чего, по нашему мнению, нужно начать рассмотрение по существу в этом параграфе, это разграничение основных видов любовных противоречий. Их можно разделить на две группы, условно назвав их внутренними и внешними противоречиями. Под внутренними мы понимаем противоречия, заключенные в самой личности, в ее психической структуре, темпераменте, образе мышления, переживаниях, стремлениях, влечениях, воле, воспитании, целях, идеалах и т. п.
Каждый человек обременен такими противоречиями и живет, преодолевая или углубляя их. Любовь, будучи важным этапом в жизни людей, сильно осложняет противоречивость человеческого существования. Многие особенности любовного переживания зависят и определяются силой проявления, конфликтностью и динамизмом этих противоречий, например, противоречием между разумом и интуицией, мыслью и чувством, долгом и влечением, волей и желанием, растратой чувств и их восстановлением, реализмом и романтическими порывами и т. д.
Под внешними противоречиями мы понимаем противоречия между влюбленными, возникающие между ними разногласия и конфликты или же взаимное столкновение желаний, влечений, целей, намерений, а главное - противоречие в поступках. У каждого человека, в зависимости от среды, в которой он вырос, и от социальных условий его жизни, вырабатываются свои вкусы, наклонности, возможности, привычки, появляются достоинства и недостатки.
Соединение двух индивидов является серьезным испытанием характера, темперамента, воспитания, всего духовного мира человека. Постепенная "притирка" друг к другу серьезно влияет как на усиление или ослабление любовного чувства, на его расцвет или деградацию, так и на все душевное состояние влюбленных, на их настроение, самочувствие, работоспособность и пр. Поэтому можно сказать, что наличие тех или иных противоречий в любви является лишь отправным моментом, основой, развитие же их часто приводит к качественно различным результатам.
Внутренние и внешние противоречия, разумеется, не существуют независимо или в отрыве друг от друга. Их углубление, преодоление или дальнейшее развитие в том или ином направлении зависит как от среды, в которой они проявляются, так и от особенностей их взаимодействий. Способ существования и проявления внутренних противоречий серьезно влияет на взаимоотношения личности с другими людьми и прежде всего - на отношения с любимым. Способ же проявления внешних противоречий, т. е. противоречий между двумя участниками "таинства любви", оказывает в свою очередь весьма существенное влияние на то, будут ли эти противоречия преодолены или же углубятся. В то же время как внешние, так и внутренние противоречия сохраняют определенную самостоятельность, в связи с чем при рассмотрении их специфики необходимо учитывать как характер их взаимосвязи и взаимного проникновения, так и степень их относительной автономности*.
* (Василев, С. Теория отражения и художественное творчество, 331-336.)
Касаясь вопроса о роли противоположностей вообще, Гегель подчеркивал, что основой всякого движения и развития, всякого прогресса является противоречие. Без противоречий, указывал он, нет жизни*. Как известно, К. Маркс, Ф. Энгельс и В. И. Ленин разработали и развили это положение диалектики на материалистической основе, превратив ее в один из основных принципов и закономерностей революционного изменения мира.
* (Гегель, Г. В. Ф. Наука логики.)
Признание роли противоречия как основы любого развития является, однако, лишь исключительно важной исходной методологической предпосылкой, которая в каждом конкретном случае нуждается в дальнейшей серьезной конкретизации. Действительно, без противоречия нет развития. Чем ярче, глубже, заметнее противоречие, тем всеохватнее и наступательнее может быть прогрессивное развитие. В то же время это всего лишь одна из возможностей.
Сила и жизненность противоречия ни в коей мере не тождественны его наличию как таковому. Чтобы быть действительно источником развития, оно должно не просто существовать, но и развиваться в определенном направлении. Способность объекта или субъекта, носителя и причины противоречия, осознать его и использовать в своих целях - первое и важнейшее условие осуществления развития и прогресса. Если объект или субъект не властны над противоречием, оно начинает играть отрицательную роль, превращаясь в разрушительную силу, Поэтому следует обращать внимание как на противоречие само по себе, на единство и борьбу противоположностей в единстве целого, так и на необходимость его осознания и использования на благо человека.
Положение о том, что роль противоречия зависит от возможностей отдельных материальных систем, которое защищает Гегель*, страдает известной узостью. Развитие в нем рассматривается исключительно с точки зрения принимающего, "претерпевающего" воздействие объекта. Поэтому с его помощью можно объяснить только механизм развития стихийного, никем не направляемого прогресса, но не механизм творчества, понимаемого в качестве высшей сознательной и целенаправленной созидательной деятельности человека.
* (Гегель, Г. В. Ф. Указ. соч.)
Материальные объекты проявляют свои силы не только в саморазвитии и восприятии внешних влияний, но и оказывая воздействие на мир. Через это воздействие они выражают самих себя, вносят вклад в изменение действительности. Благодаря этому различные материальные системы способствуют не только собственному развитию, но и развитию других объектов. Собственному развитию они помогают своей способностью принимать и обрабатывать внешние воздействия, а также умением перерабатывать и "обращать" внешние и внутренние противоречия себе на пользу. На другие объекты они оказывают влияние тем, что вписываются в их существование. И наука, и вся практика показывают, что способность воздействовать на действительность и изменять другие объекты и процессы тем больше, чем выше организация соответствующей материальной системы.
Человек, будучи высшей из всех известных до сих пор материальных организаций и структур, активно проявляет свою способность воздействовать на других, направлять и изменять их в зависимости от объективных возможностей последних по своему образу и подобию, преследуя свои цели и действуя в своих интересах*. Прежде всего это проявляется в творческой деятельности людей. Успешная реализация этой деятельности обеспечивается в значительной мере умением субъекта "вписаться" в противоречия объектов и в противоречия между объектами, направлять и использовать их**.
* (Василев, С. Талант и социализъм.)
** (Василев, С. Философско-методологически въпроси на отражението и творчеството. С., 1972.)
Из этого можно заключить: "умение" определенной материальной системы "устоять" перед натиском внутренних противоречий, "освоить" и "направить" их в соответствии с потребностями своей природы характеризует одну из сторон ее активности. "Умение" высших материальных систем, и в особенности людей, "осваивать" и "направлять" противоречия на другие объекты и цели в соответствии со своими интересами и потребностями, использовать их себе во благо, характеризует их активность по отношению к действительности. Творчество как высшее проявление человеческой активности неразрывно связано как с "освоением" одних, так и других противоречий. Овладение первыми противоречиями свидетельствует о способности человека направлять в известных, объективно обусловленных пределах, свое собственное развитие. Овладение вторыми, "внешними" противоречиями, свидетельствует о способности людей подчинять своей воле (также в объективно обусловленных закономерностями материи пределах) действительность.
Такие уточнения показывают, что противоречия в любви играют разную роль, зависящую от способностей влюбленных направлять собственное развитие, благотворно или отрицательно влиять друг на друга, а также от воздействия, которое оказывает на них социальная среда их существования.
Своеобразное сочетание внутренних и внешних факторов позволяет, на наш взгляд, выделить четыре типа основных любовных противоречий: сокрушающие, безысходно-трагические, проблемные и творческо-созидательные. Первые обычно связаны с укоренившимися недостатками и пороками самой личности; вторые зависят в основном от характеров и возможностей влюбленных и от объективных обстоятельств; третьи могут развиваться в благоприятном или неблагоприятном направлении в зависимости от качеств и наклонностей контактующих; четвертые предполагают совместные усилия влюбленных.
Такая схема, разумеется, весьма приблизительна и необязательна, поскольку любовные отношения нельзя втиснуть в рамки каких-либо "предписаний", они не поддаются догматической канонизации. С помощью схемы мы попытались известным образом систематизировать некоторые типичные, наиболее часто встречающиеся виды любовных конфликтов.
Любовные противоречия, ведущие к гибели любви, чаще всего связаны с порочными страстями - ревностью, стремлением к новым физическим и психическим ощущениям, извращениями, эгоизмом, желанием тиранически господствовать над любимым существом и т. д. Герой "Записок из подполья" Достоевского убежден, например, что любить - значит установить над кем-то деспотическое господство и, доказав свое моральное превосходство, с презрением оттолкнуть от себя*.
* (Достоевский, Ф. М. Собр. соч. Т. 4. М., 1956, с. 240.)
Яснее ясного: тот, кто начинает с ненависти, пройдя через жестокую борьбу за подчинение, заканчивает презрением к побежденному. Такой человек не может быть счастливым в любви. Поэтому "любовь" такого рода уже в зародыше несет бациллы собственного уничтожения,
В стихотворении "В мягкую осень" Валерия Петрова содержится в известном смысле аналогичное рассуждение о непрочности любви и неизбежности ее обесценивания:
Взгляни в упор и мудрствовать брось,
ты, диалектик старый, глянь, а ну-ка,
не началась ли, собственно, разлука
в тот первый день, в тот самый первый час,
когда встречаемся мы в первый раз?
И может быть, любовь все убывает,
чем глубже человек в нее вступает?*
* (Петров, В. Поэмы. М., 1965, с. 80.)
(Перевод М. Алигер)
Между взглядом на любовь как на господство и пониманием переходности любви, как мы видим, общего не так уж много, зато здесь подмечено наиболее существенное. Герой "Записок из подполья" видит причины самоуничтожения любовного чувства в эгоистической, хищнической природе человеческой души. Валери Петров же объясняет непрочность любви, приводя, так сказать, "космические" доводы. Все в этом мире, с точки зрения поэта, имеет свое начало, развитие и конец; любовь, не составляя в этом смысле исключения, также подчинена этому закону природы.
В обоих случаях весьма существенна прежде всего предельная абстрактность в постановке вопроса. Действительно, среди людей встречаются тираны и злодеи. Но для них непрочной и абсурдной является не только любовь, но и любое переживание или занятие. Из этого вовсе не следует, что человек в принципе не способен на большую любовь, а лишь то, что некоторые люди не могут любить по-настоящему. Поэтому правильнее было бы говорить и о возможности существования таких любовных увлечений, которые быстро угасают под воздействием антагонистических противоречий в характере одного или обоих партнеров.
Валери Петров также рассматривает эту проблему в неверном свете. Все в мире действительно имеет свое начало, развитие и конец. Однако эта аксиома справедлива лишь применительно к конкретным, относительно самостоятельно существующим материальным системам. Любовь же не является какой-то самостоятельно существующей независимо от человека и вне его субстанцией. Она - функция человеческой личности, одна из наиболее важных в его жизни. Поэтому и тезис о неизбежности конца относится не к производной, т. е. не к любви, а к ее первопричине - человеку. Человек рождается и умирает. Однако в его силах удерживать в себе не "частицу" любви, а всю любовь, пока он жив, развивать и постоянно обогащать ее, чтобы совершенствовать себя с ее помощью и испытывать счастье. Из этого, разумеется, не следует, что каждый человек способен именно на такую любовь. Из этого следует только то, что переходный характер и хрупкость любви вовсе не являются абсолютным законом жизни, как это пытается представить поэт.
Разрушительное воздействие некоторых противоречий в любви особенно ясно показано на примере трагедий закоренелых развратников и сладострастников, блестяще описанных Ф. М. Достоевским. Ф. Карамазов в этом отношении чуть ли не классический тип развратника. В этом фантастическом по глубине падения и правдоподобном, несмотря на всю свою абстрактность, образе, великий писатель показал, что опошление любви и сведение ее до чувственных удовольствий может убить в человеке почти все человеческое и превратить любовь в... свинство. Поэтому и падение, и убийство Ф. Карамазова вызывают только отвращение.
Значительно более трагична судьба не совсем утратившего человеческий облик Аркадия Ивановича Свидригайлова из "Преступления и наказания". Какая-то человечность сохранилась в нем несмотря на многолетний "стаж" пошлого развратника и преступника. Прежде всего это проявляется в его страстной и по-своему глубокой любви к Авдотье Романовне. "Что ж тут, во всем этом, в самом деле, такого особенно преступного с моей стороны..." - в присущей ему вызывающей манере спрашивает Свидригайлов Родиона Раскольникова, брата Авдотьи Романовны*.
* (Достоевский, Ф. М. Собр. соч. Т. 5, с. 290.)
Можно не согласиться с цинизмом Свидригайлова, но нельзя без понимания отнестись к поздно пришедшему к нему искреннему чувству, которое неизвестно как пробилось в этой переполненной скверной душе. В то же время следует помнить, что, не считаясь с неудачами и продолжая отчаянно домогаться любви Авдотьи (вспомним его смелость перед дулом пистолета и во время смертоносных выстрелов Авдотьи), он находит себе 16-летнюю невесту, от вульгарных ухаживаний которой получает какое-то извращенное удовольствие.
В то время как антагонистические противоречия между влюбленными возникают, как уже указывалось, в значительной мере из-за несовместимости натур, безысходно-трагические обусловливаются прежде всего крайне неблагоприятным для влюбленных стечением социальных и индивидуальных обстоятельств. Нередко встреча созданных друг для друга людей происходит слишком поздно, когда по каким-либо причинам их счастье уже невозможно. Бывает и так, что сознание одного из них уже обременено неудачным опытом, приобретенным с неподходящим партнером, и бессильно освободиться от боязни новой ошибки. Нередко желанное счастье влюбленных недостижимо и в силу привходящих обстоятельств (родители, общественное положение, господствующие классы и пр.).
В "Белых ночах" Ф. М. Достоевский показал своеобразную трагедию любви сентиментального мечтателя к Настеньке, которая еще до своего знакомства с ним полюбила другого. И хотя этот "другой" во всем уступает мечтателю, она продолжает любить его. Отношение ее к герою выражено в следующих словах: "Я оттого люблю вас, что вы не влюбились в меня. Ведь вот иной, на вашем месте, стал бы беспокоить, приставать, разохался бы, разболелся, а вы такой милый!"*.
* (Достоевский, Ф. М. Собр. соч. Т. 2. М., 1957, с. 41.)
Эта бескорыстная любовь Настеньки, похожая на любовь сестры к брату, может быть заставляет мечтателя страдать больше, чем могло бы заставить страдать ее безразличие, неприязнь или тираническая страсть. Однако, душа человека часто переполнена такими сложными переживаниями, противоречивыми стремлениями, желаниями и помыслами, что ее не останавливают подобные парадоксы. Сознавая, что он "все берет у другого", он не падает духом, потому что рассуждает таким образом: "Ведь благодарим же мы иных людей хоть за то, что они живут вместе с нами. Я благодарю вас за то, что вы мне встретились, за то, что целый век мой буду вас помнить!"*
* (Там же, с. 39.)
В этих замечательных словах раскрывается, на наш взгляд, бездонность человеческой души: с одной стороны, ее неограниченная способность переносить "бездны" счастья и несчастья, а с другой - готовность иногда довольствоваться самой малостью, точнее, принимать эту малость без озлобления, хотя в других случаях ей не хватает и самого великого.
В искусстве широко эксплуатируется тема любовной драмы, связанной с вмешательством внешних сил - родителей, социальной среды, крупных общественно-политических событий. В "Ромео и Джульете", "Аиде", "Княз Игоре" и в сотнях других бессмертных произведениях мирового искусства воспевается героизм влюбленных, идущих на смерть, чтобы только не разлучаться. Пенчо Славейков увековечил самопожертвование влюбленных в замечательном стихотворении "Неразлучные":
Моя любушка-голубка, не горюй, что нет нам счастья,
Что родители суровы, не хотят давать согласья.
Сердце верное не дрогнет, - что ему тоска и мука?
Коль сердца так крепко любят, то и смерть им не разлука!
И недаром нас, прохожий, не на кладбище зарыли, -
Только те, кто мертв, как камень, спят в кладбищенской могиле.
На холме нас схоронили, так стоим мы над долиной:
Иво стал кудрявым Кленом, я зеленою Калиной.
Он меня ветвями обнял, наши ветви словно руки...
Для сердец, что верно любят, даже в смерти нет разлуки!*
* (Славейков, П., П. Яворов, Д. Дебелянов. Избранное. М., 1979, 99-100.)
(Перевод М. Павловой)
Наши бессмертные революционные поэты Христо Ботев, Христо Смирненский, Никола Йонков Вапцаров и другие горячо проповедовали необходимость жертвовать всем личным, в том числе и счастьем любви, во имя борьбы за свободу отечества и социальный прогресс. Они показали, что трагическое противоречие может обернуться героизмом, бессмертным подвигом. В стихотворении "Прощальное" Вапцаров воспел величие жертв во имя общественного блага в строках, где заметна по-дебеляновски негромкая лирическая печаль героя, готовящегося принять смерть:
Тебе, мой друг, порой я буду сниться,
В дом приходить, как гость, из тьмы миров.
Не заставляй на улице томиться -
Не запирай ворота на засов.
Войду неслышно, кротко я присяду,
Свой на тебя сквозь мрак направлю взгляд,
И наглядевшись, тепля чувств отраду,
Я поцелую и уйду назад.*
* (Вапцаров, Н. Й. Стихотворения. С., 1952.)
(Перевод В. Козина)
Великий поэт в своем послании жене говорит о том, что любовные терзания не оставят его и после смерти, но, в отличие от терзаний мечтателя из "Белых ночей", Анны Карениной и других влюбленных неудачников, его душевные переживания переплетаются с сознанием достойно выполненного общественного долга. Таким образом неразрешимое трагическое противоречие оказывается органически связанным с величайшим счастьем - беззаветной готовностью пожертвовать собой в борьбе за счастье других.
Чреваты проблемами те любовные конфликты, которые отражают многообразные проявления человека в любви, обусловленные качествами и склонностями влюбленных и особенностями ситуации, в которой развивается любовное чувство. Поэтому проблемные конфликты в любви почти всегда являются результатом взаимодействия внешних и внутренних противоречий с теми условиями, в которых разворачивается действие. В то же время на передний план здесь выступает активность влюбленных, так как объективные обстоятельства обеспечивают им относительную свободу действий.
Если в драматически неразрешимых любовных конфликтах внешние условия обусловливают в основном конечный исход, то в проблемных конфликтах определяющая роль среды проявляется через сформировавшиеся к моменту их возникновения предрасположения характеров влюбленных. В процессе любовных взаимоотношений они делают свой выбор в пользу счастливой или несчастливой любви, который отвечает их качествам и возможностям. В этом и заключаются сходство и различие между такими конфликтами и конфликтами, вызванными творчески-созидательными любовными противоречиями.
Сходство их обусловлено относительно меньшей непосредственной зависимостью от конкретных условий жизни, точнее, от тех условий, при которых усиливается роль и значение личной инициативы. Различия же объясняются гораздо большей неопределенностью проблемных любовных конфликтов, заключенной в них возможностью развиваться как в положительном или отрицательном, так и в каком-либо промежуточном, неопределенном и неожиданном направлении. Обычно в созидательно-творческих конфликтах конструктивный момент преобладает над негативным, что предполагает гораздо большую вероятность счастливого развития любви.
Мопассан в "Нашем сердце" описывает один из весьма распространенных в буржуазном обществе вариантов развития проблемного любовного конфликта. В Париже двое интеллигентных, материально обеспеченных бездельников - Андре Мариоль и мадам де Берн - начинают между собой уточненную любовную игру. Не имея ни семейных, ни каких-либо других обязанностей, мадам де Берн все свое время и силы отдает оттачиванию искусства очаровывать и пленять мужчин. В этом деле она добилась таких успехов, о которых не смели и мечтать многие обворожительные героини произведений конца XIX - начала XX века.
В доме мадам де Берн каждый вечер собирались знаменитости, почти все влюбленные в хозяйку или настойчиво предлагающие свои ухаживания. Мариоль, человек с чувствительной натурой, случайно попал на один из таких приемов, заранее решив не поддаваться соблазну увлечься. Однако, незаметно для себя, он оказался в сетях искуссной кокетки. "Она завладела им - это было ему ясно; и он не пытался освободиться. Тогда, не будучи в силах избежать рока, он решил быть хитрым, терпеливым, стойким, скрытным, ловко завоевать ее преклонением, которого она так жаждет, обожанием, которое ее пьянит, добровольным рабством, которое он примет"*.
* (Мопассан. Полн. собр. соч. Т. 2. М., 1948, с. 273.)
Из этого стратегического плана мы понимаем, что начинается масштабная любовная борьба между двумя опытными противниками, хорошо знающими сильные и слабые стороны друг друга и, в отличие от А. А, Каренина, умеющими проникать в душу и чувства другого существа. От такой "схватки" можно ожидать любого исхода - и утонченного флирта, и блистательной победы одной из сторон, и банального взаимного обмана, и серьезной взаимной любви, и драматичного раздвоения души кокетки, и жестокой борьбы с эвентуальными соперниками, которую поведут обе стороны, и возникновения сложных любовных треугольников, а то и многоугольников, и т. д. Каждый из вариантов одинаково возможен и осуществим не только с точки зрения качеств характера, привычек и потребностей "сражающихся" сторон, но и с точки зрения условий, в которых протекает их жизнь.
Выдающийся художник Мопассан показывает развитие этой любовной истории по многим направлениям; пройдя через несколько этапов, она завершается наиболее правдоподобным финалом: победа, на первых порах доставшаяся мадам де Берн, переходит к Мариолю, чтобы затем снова вернуться к ней. Мариолю удалось покорить красавицу, но главной цели - освободиться от ее властного влияния - он так и не добился. В итоге после серии "сражений", ведущихся с переменным успехом, оба оказываются... побежденными. "Они, - подчеркивает Мопассан, - думали только о себе, оплетенные сетями, которые расставили друг другу, замурованные в той темнице, куда ничего уже не доносится из внешнего мира, где ничего не видишь, кроме одного-единственного существа"*.
* (Там же, 298-299.)
С этого момента начинается новый виток драматической борьбы без надежды на победу, поскольку любовь "по-парижски" привела обоих к поражению. Мадам де Берн бесповоротно засасывает болото разврата, но чем глубже она окунается в него, тем меньше он приносит ей удовлетворения. Мариоль же предпринимает отчаянные усилия освободиться от ее пагубного влияния, безуспешно пытаясь то окончательно покорить ее, то унизить. Так сложная проблемная конфликтность, возникшая между двумя запутавшимися людьми, находит свое "диалектическое"... не-решение.
Сложные конфликты возникают в любви не только из-за глубоких внутренних противоречий в характерах влюбленных, но и под влиянием общего для обоих психологического настроя, стремления заставить преклоняться перед собой, подчинить себе другого. Могут возникнуть они и при столкновении людей с совершенно противоположными взглядами. В "Униженных и оскорбленных" Ф. М. Достоевский показал роль и значение таких эмоционально-психологических противоречий, которые, не будучи непосредственно связаны с любовными конфликтами при определенных условиях могут стать их причиной.
"А между прочим, - говорит Ване "герой" "Униженных и оскорбленных" Валковский, - я хотел объяснить вам, что у меня именно есть черта в характере, которую вы еще не знали, - это ненависть ко всем этим пошлым, ничего не стоящим наивностям и пасторалям, и одно из самых пикантных для меня наслаждений всегда было прикинуться сначала самому на этот лад, войти в этот тон, обласкать, ободрить какого-нибудь вечно юного Шиллера и потом вдруг сразу огорошить его; вдруг поднять перед ним маску и из восторженного лица сделать ему гримасу, показать ему язык именно в ту минуту, когда он менее всего ожидает этого сюрприза"*.
* (Достоевский, Ф. М. Собр. соч. Т. 3, с 269.)
В данном случае речь идет об органической непримиримости и несовместимости двух противоположных натур. Это несовместимость романтика и реалиста, неискушенного и циника, честного и беспринципного, порядочного и подлеца, праведника и развратника, посредственного и талантливого. Впрочем, иногда противоположные натуры не только отталкиваются, но и притягиваются.
Необъяснимое на первый взгляд взаимное влечение двух противоположных натур может быть вызвано сознательным или бессознательным стремлением личности ближе познакомиться, повосхищаться или обогатиться тем, чего ей самой не дано, или же желанием насладиться столкновением противоположных настроений или состояний. В первом случае обычно устанавливаются плодотворные условия для взаимного творческого развития, а во втором удовлетворяется желание получить удовольствие, нередко патологическое.
С психологической точки зрения наслаждение, получаемое от участия в полном неожиданностей и требующем большого напряжения духовных сил конфликте, является одним из самых утонченных. С одной стороны, оно свидетельствует о развитом воображении и смелости или наглости, а с другой - об известной пресыщенности стремящегося к нему субъекта, о том, что он уже не может довольствоваться "приевшимися" ему способами достижения удовольствия. Наверное, поэтому сладострастники часто сознательно обостряют конфликты со своими жертвами, тонко играя на психологии простодушных натур.
В "Униженных и оскорбленных" Достоевский раскрывает психологическую извращенность и моральную нечистоплотность сладострастников такого типа через исповедь Валковского. "Был я знаком когда-то, - рассказывает он, - с одной барыней; была она не первой молодости, а так лет двадцати семи-восьми; красавица первостепенная, что за бюст, что за осанка, что за походка! Она глядела пронизительно, как орлица, но всегда сурово и строго; держала себя величаво и недоступно. Она слыла холодной, как крещенская зима, и запугивала всех своею недосягаемою, своею грозною добродетелью... И что ж? Не было развратницы развратнее этой женщины, и я имел счастье заслужить вполне ее доверенность. Одним словом - я был ее тайным и таинственным любовником... Барыня моя была сладострастна до того, что сам маркиз де Сад мог бы у ней поучиться. Но самое сильное, самое пронзительное и потрясающее в этом наслаждении - была его таинственность и наглось обмана"*.
* (Там же, с. 2.)
В таких случаях до крайнего предела обострившаяся конфликтность в любви приводит или к резкому разрыву взаимоотношений, или к ошеломляюще-неожиданной победе более активной стороны, или к постепенному сближению на основе внезапно обнаруженной общности стремлений и интересов. Полный разрыв отношений возможен и зачастую даже неизбежен, когда конфликт происходит между людьми, у которых нет абсолютно ничего общего. Честные, не допускающие моральных или каких-либо других компромиссов люди, как правило, панически избегают общения с извращенными циниками.
Вероятно, ошеломляющая победа над невинной жертвой достигается в тех случаях, когда в роли жертвы оказываются люди, недостаточно самостоятельные в психологическом и в нейрофизиологическом отношении, или же люди, которые, сами того не сознавая, обладают многими сходными чертами характера, присущими тем, что пытается подчинить их себе. Ничего не подозревающая жертва бессознательно подчиняется агрессивной безоглядности, после чего обычно обращается в бегство, поскольку не находит в "агрессоре" ничего, что могло бы послужить основой для сближения. Неожиданная победа - результат молниеносного соединения двух родственных душ. Разумеется, молниеносно могут соединиться и совершенно разные люди, между которыми нет ничего общего, однако это происходит без любовного конфликта, поэтому мы не будем рассматривать этот случай, ибо он выходит за рамки наших рассуждений.
Любовные взаимоотношения между людьми, к счастью, довольно часто реализуются не в форме предельно обостренного конфликта между целомудренностью и цинизмом, доверчивостью и коварством и т. д. или в форме постепенного преодолевания драматических внутренних противоречий, а в форме постепенно усиливающейся взаимной привязанности и положительного развития характеров. Л. Н. Толстой показывает такое созидательное преодоление противоречий между влюбленными на примере семейных взаимоотношений между Кити и Левиным в "Анне Карениной", как и между Пьером и Наташей и княжной Марьей и графом Ростовым, персонажами "Войны и мира".
Кити болезненно переживает наступивший в ее жизни крутой перелом. "Эти шесть недель были самое блаженное и самое мучительное для нее время. Вся жизнь ее, все желания, надежды были сосредоточены на одном этом непонятном еще для нее человеке, с которым связывало ее какое-то еще более непонятное, чем сам человек, то сближающее, то отталкивающее чувство, а вместе с тем она продолжала жить в условиях прежней жизни"*.
* (Толстой, Л. Н. Собр. соч. Т. 9, с 22.)
Счастливое соединение с безмерно любимым, но все-таки новым в ее жизни человеком, оказалось делом трудным и даже мучительным. Кити испытывает одновременно радость и муку не только потому, что прощается со старым образом жизни, но еще и потому, что пока не может до конца понять любимого. Несмотря на любовь, она испытывает то сближающее, то отталкивающее ее чувство, поскольку вся ее природа сопротивляется добровольному этому соединению, она все еще не может окончательно покориться или хотя бы приспособиться к нему, отождествить себя с ним. И такое сопротивление оказывает женщина, которая не мыслит и не хочет для себя другой жизни, кроме жизни с мужем,
Этот знаменательный факт показывает, что и счастливое соединение двух чистых и честных натур сопровождается мучительной внутренней борьбой, преодолением множества моральных, психологических, эмоциональных, практических и других барьеров, существенным изменением привычек, честолюбивых замыслов, собственного достоинства, даже отношения к миру. Поэтому настоящий успех возможен только тогда, когда основан не только на интуитивном чувстве близости, но и на сознательном стремлении обоих партнеров.
У Константина Левина тоже были серьезные проблемы. После его первоначального, сродни экстазу, увлечения Кити, ему пришлось испытать кое-какие "прелести" неуравновешенного женского характера, выслушать незаслуженные упреки, мириться с упреками и капризами, неосновательной ревностью, почувствовать себя несчастным оттого, "что она слишком любит его"*, даже отказаться от строго установленного до этого образа жизни. "Вот скоро три месяца, а я ничего почти не делаю, - самокритично рассуждает Левин. - Нынче почти в первый раз я взялся серьезно за работу, и что же? Только начал и бросил"**.
* (Там же, с. 61.)
** (Там же, с. 57.)
Разумеется, в рассматриваемом случае сохранение "мужской независимости" не самое главное. Куда важнее, но и труднее суметь оградить счастье любви от потребительства и мелочности. Опыт свидетельствует о том, что любовь может дать большое, настоящее счастье, но может и превратить человека в мелочного "семейного" эгоиста, помешать ему участвовать в созидательном труде, жить содержательной жизнью. К. Левин, будучи гармонично развитым человеком, стремится соединить счастье любви со счастьем творческой работы, и в конце концов это удается ему - по крайней мере настолько, насколько позволяли социальные условия того времени.
В любви княжны Марьи и графа Ростова мы видим иной вариант семейного счастья и любовных конфликтов. Княжна Марья, нашедшая в Ростове заслуженное счастье, которое она выстрадала, оказалась очень мало похожей на любимого. Она не разделяет не только его честолюбивых замыслов помещика-собственника, видя их ограниченность, но и верноподданнических чувств Ростова к царю и отечеству, ибо они чужды и непонятны ей. Не обладая достаточной широтой мировоззрения, она тем не менее интуитивно чувствует иллюзорность его планов и узость его амбиций, но это не мешает ей любить мужа нежной и беззаветной любовью.
Такой значительный по своему характеру конфликт мог бы стать причиной расстройства счастливой семейной жизни или по крайней мере серьезно нарушить гармонию отношений. Однако княжна Марья чувствует, что противоречия, которые могли бы стать причиной семейного разлада, не стоят того, чтобы приносить в жертву связь с любимым, поэтому старается не обострять их.
Жизненный опыт и "внутренний голос" помогают княжне Марье понять, что любовь, даже самая счастливая, не может стереть все различия и обеспечить абсолютную гармонию отношений. Благодаря этому она умеет любить в муже не только то, что их объединяет и связывает, но и то, что их разделяет. При ином подходе это могло бы привести к полному разрыву. На примере отношений княжны Марьи и графа Ростова писатель показал, что противоречия и различия в характерах не всегда приводят к неразрешимым конфликтам, напротив, они могут сыграть и противоположную роль.
Отношения Пьера Безухова и Наташи Ростовой претерпевают еще более сложную эволюцию. Как известно, они возникают в такой противоречивой и, казалось бы, безнадежной ситуации, в которой вряд ли можно было бы надеяться на счастливую жизнь. Пьер к тому времени пережил увлечения богемно-скандальными выходками и масонством, страсть к приключениям и плотской любви (связь с Элен), а эти его увлечения и страсть могли бы повредить его чувствительной натуре, лишить его способности радоваться счастью семейной жизни. За спиной у Наташи - скандальная история с Анатолем Курагиным, трагически оборвавшаяся любовь с Андреем Болконским. Она чувствует усталость и опустошение. Но испытания не обезверили их, наоборот, помогли лучше понять, какое счастье выпало им, заставили бороться за то, чтобы сохранить его.
Так творческое, облагораживающее влияние любви достигает своего апогея, который писатель передает в несколько идеализированной форме. Трагические противоречия, способные в иных случаях подобно ржавчине разъесть душу, превращаются в стимул к самоусовершенствованию. Такое художественное решение позволило Л. Н. Толстому показать один из самых оптимистических вариантов счастливых семейных взаимоотношений. Патриархально-идиллические рамки, в которые "вписаны" эти отношения, не снижают глубокой нравственно-психологической основы его идеала, вытекающего из убеждения, что нравственная чистота и безукоризненность поведения - лучшая гарантия прочного счастья в любви.