Глава V

СОДЕРЖАНИЕ. Мотивы, побудившие Солона создать в Афинах учреждение проституции.- Что говорит по этому поводу историк Никандр Колофон.- Солон удостоен поэтом Афинеем титула благодетеля нации.- Такса за проституцию, установленная Солоном.- Диктериады в роли общественных чиновников.- Регламенты Солона для афинских куртизанок.- Публичные празднества, учрежденные Гиппиасом и Гипарком.- Ордонансы тирана Писистрата о днях публичных гуляний.- Пороки афинян.- Нравы женщин Спарты и Коринфа.- Беспутная жизнь спартанских женщин.- Отсутствие спроса на куртизанок в Спарте.- Безразличие Ликурга к невоздержанности женщин.- Посещение публичных домов рассматривается как естественное дело.- Моральная миссия философов и комических поэтов.- Афинский аэропаг.- Законодательство афинской проституции.- Затруднительное положение, созданное законами о куртизанках.- Бакшис и Миррин.- Энфиас обвиняет в непослушании куртизанку Фрину.- Адвокат Гиперид превращает обвинение в абсурд.- Признательность куртизанок Гипериду.- Куртизанка Феоктриса, окрица Венеры, приговаривается к смерти по обвинению Демосфена.- Изея.- Декреты афинского аэропага о проститутках.- Гетера Немея.- Печальная участь детей куртизанок и наложниц.- Геркулес - бог незаконнорожденных.- Безнравственные законы о незаконнорожденных.- "Диалоги куртизанок".- Оратор Аристофан и комический поэт Калиад.- "Закон о проституции", его чудовищные особенности.- Городские и полицейские трибуналы. Их функции.

В эпоху Солона религиозная проституция процветала во всех афинских храмах. Побудив законодателя к установлению легальной проституции, она дала законы афинянам. Что касается гостевой проституции легендарной Греции, то она исчезла, не оставив и следа в нравах народа. Брак находился под защитой закона; честь Республики составляла также легитимизация детей. Но оставшиеся в памяти людей божественные представления, метаморфозы богов подрывали устой супружеской жизни.

Солон хорошо видел, как храмы и жрецы обогащались на торговле "посвященных". Естественно, он мечтал о таких же доходах и теми же средствами, но только в пользу государства. К тому же следовало подумать о безопасности замужних женщин. Исходя из этих соображений, он создал большой диктерион типа публичного заведения, в котором рабы и рабыни, купленные на государственные деньги, содержали самих себя, взымали дань с людских пороков и любыми бессовестными путями увеличивали доходы государства.

Не опираясь на факты и без каких-либо оснований, часто снимают с Солона ответственность за падение нравов в Афинах. Распространено мнение, что этот крупнейший законодатель, кодекс которого предписывает целомудрие, не мог, не уличая самого себя, открыть двери разврата. Однако в свете исторических фактов, установленных Афинеем, другими свидетелями того времени, можно достаточно правдиво говорить о Солоне как создателе знаменитого диктериона.

Никандр из Колофона, в ныне утерянной "Истории Афин", утверждает, что Солон, покровительственно относившийся к пылкой и. праздной молодежи, купил рабов, поместил их в публичные места и построил храм Венеры-Куртизанки. Все это было сделано на деньги, собранные с жителей этих мест. "О Солон! - восклицает поэт Филемон в "Дельфийцах" - комедии, не дошедшей до нас.- О Солон! Вы стали благодетелем нации, вы усмотрели в этих заведениях спасение и успокоение народа. Это было абсолютно необходимо в городе, где буйная молодежь не могла побороть властные законы природы. Вы предотвратили также большое несчастье и неминуемые беспорядки, помещая в некоторые дома женщин, которых вы купили для общественных нужд и содержите за счет государства. Они готовы предоставить свои услуги тем, кто согласен их оплатить".

Молва приписывает этот призыв поэту. Никандр, я за ним Афиней добавляют существенные детали, в частности называется достаточно скромная такса и говорится о том, что жрицы любви наряду со свойственными им функциями выполняли общественную миссию. "Торговля с ними не ведет к ревности или мести. Они действуют без проволочек и не проявляют высокомерия".

Несомненно, именно Солон разработал внутренний распорядок этих заведений, поставив во главе их, как и других общественных служб, важное должностное лицо. Можно с достаточной вероятностью предположить, что публичные женщины были отторгнуты от гражданского населения и общественной жизни. Они не покидали указанные им места проживания, не появлялись на празднествах и религиозных церемониях. Если ограниченная терпимость граждан позволяла им выходить на улицу, то одевались они так, чтобы можно было определить их род занятий. К тому же происходило это в отдаленности от мест, где их присутствие могло вызвать скандал или стать предметом увеселения.

Куртизанки-иностранки не могли претендовать на какие-либо права. Афинянки, занявшись проституцией, теряли все привилегии, данные им при рождении. Мы не располагаем текстом законов Солона, утвердившим легальную проституцию, но можно назвать некоторые положения, подтверждаемые греческими писателями.

Со временем кодекс большого диктериона потерял силу. Не прошло и века после смерти законодателя, как куртизанки вторглись во все сферы греческого общества. Вместе с почтенными женщинами они восседали на форуме. Во времена народных празднеств куртизанкам разрешалось сидеть рядом с почтенными матронами за обеденными столами. Так было при Гипиасе и Гипарке, сыновьях тирана Писистрата, правившего Афинами в 530 г. до н. э.

Сыновья тирана развращали и угнетали народ, нисколько не помышляя о его совершенствовании. Пользуясь выражением Плутарха, гулящие женщины стекались в Афины потоками. Греческий историк Идоменей, работы которого известны лишь фрагментарно, повествует о том, как Писистрат, организатор всенародных увеселений, приказал принимать в них участие всем, не прячась в тайниках диктерионов. В дни дебошей сады, нивы и виноградники предоставлялись в распоряжение толпы.

Возвращаясь к кодексу Солона, можно сделать вывод: афинский законодатель руководствовался двумя побудительными мотивами, регламентируя проституцию: он считал нужным защитить от насилия и оскорблений девственниц и замужних женщин, затем избавить молодежь от дурных наклонностей, черствости и бесчестия. Можно понять Солона, ибо Афины становились средоточием разврата; пороки распространялись с ужасающей быстротой и грозили социальному прогрессу. В таких условиях развратники вряд ли могли стать настоящими гражданами.

Солон захотел умерить страсти и удовлетворить молодежь, не совершая насилия над народом. Это удалось ему лишь частично: значительная часть соотечественников не отказалась от пагубных привычек. Лишь одна цель Солона была достигнута: достоинству замужних женщин не угрожали насильники.

Легальная проституция не вышла из пеленок, у нее была небольшая клиентела, с ней познакомились немногие и привыкли лишь частично. Только приобретшие опыт следовали предписаниям свыше. Таким образом законы Солона оказались опрокинуты разгулом проституции и постепенно стерты всеобщим разложением нравов.

Но хотя бы домашний очаг в Афинах остался неприкосновенным: проституция не проникла туда. Между тем почитатели Венеры-Пандемос теряли всякое приличие, а порт Пиррей на подступах к Афинам расширил свой домен куртизанок. Сюда к своим любовницам спешили граждане Афин, предварительно возложив .дары к алтарю Венеры-Пандемос.

В отличие от Афин нравы спартанских женщин и женщин Коринфа не подвергались регламентации: они были свободными, если употреблять современную терминологию, и изменялись в зависимости от условий места и времени. В Коринфе - торговом и транзитном городе, куда стекались гости со всех стран мира, все подчинялось воле и капризу приезжих, жаждущих наслаждений.

В Спарте, известной республиканскими и астральными верованиями, проституция носила спорадический характер: она являлась исключением из правил, к ней безразлично относились окружающие, о ней даже не вспоминает Ликург. Ему казались смешными такие женские качества, как постоянство, целомудрие. Он ратовал за воспитание мужчин в духе умеренности, прививая им дух храбрости и воинственности. Что касается женщин, он не принимал их всерьез. Как говорит Аристофан в своей "Политике" (Кн. II, гл. 7), Ликург стремился привить умеренность мужчинам, но не женщинам. Впрочем, и до Ликурга женщины Спарты отличались распущенностью со всеми ее проявлениями (по латинской версии Аристотеля).

Дочери Спарты стремились получить мужское образование, не соответствующее их полу; наполовину голые, вместе с мужчинами дрались, воевали, занимались спортом. Они не замыкались в супружеских пенатах; сделавшись женами, также небрежно одевались, предпочитали мужские компании. Если они начисто стремились забыть различия полов, то совсем иначе относились к этому мужчины. Муж, которого заставали выходящим из спальни жены, краснел от стыда, считая свое поведение недостойным настоящего спартанца. Понятно, что таким людям куртизанки были не нужны. Они не позволяли себе любовных утех, которыми увлекались афиняне. Дружба спартанцев, скрепленная братством по оружию, была в той же мере чистой и святой, в какой она опошлялась и разрушалась афинянами.

Женщины Спарты не мирились с второстепенной ролью в обществе. Многие из них охотно предавались крайнему распутству, не требуя при этом никакого вознаграждения и избегая мест, где находились замужние женщины. Платон в книге I своих "Законов" справедливо порицает Ликурга за его нежелание как законодателя исправить такое положение дел.

Как видно из вышесказанного, в греческих республиках проституцию терпели, ее организовывали, регламентировали, рассматривали как неизбежное зло, предотвращающее зло худшее. Афиней говорит (Кн. XIII, гл. 6): "Многие причастные к руководству общественными делами, говоря о куртизанках, хулили их или славили". Граждане, занимавшие высокие посты в государственной иерархии, не стеснялись посещать куртизанок. Эпоха Периклов ознаменовалась господством женщин такого рода.

Ремесло куртизанок не только не осуждалось, но становилось для многих дельцов средством извлечения доходов. Один латинский комик получил четкое указание подчеркнуть, описывая нравы Афин, что юноша должен посещать злачные места для своего образования. Однако комические поэты, как и философы, несли моральную миссию обличителей разврата. Они вещали там, где закон безмолвствовал. Их эпиграммы оказались единственной уздой, наброшенной на порочные нравы. Они заставляли иногда краснеть за содеянное.

"Куртизанка - чума для тех, кто ее кормит! - восклицает "Компаньер" Аристотеля. "Если кто-нибудь когда-нибудь любил куртизанку,- высокомерно судит Анаксилас в "Неотии",- пусть назовет мне более испорченное существо".

Все же закон не был всегда молчалив и беспомощен перед женщинами легкого поведения, будь они флейтистками, диктериадами или гетерами. Он не только безжалостно отказывал им в гражданских правах, но и ограничивал их профессиональную деятельность. Афинский аэропаг не спускал глаз с этих женщин и часто сурово их наказывал. Так было с пропорциональным налогом на женщину, не пользовавшуюся правами гражданки Афин. Это странное законодательство проистекало из умения современников использовать складывавшиеся парадоксы. Об одном из них сообщают эрудиты.

Куртизанки Афин сформировали корпорацию, коллегию, в которую входили все публичные женщины. Они имели свою иерархию, определяемую регламентом. Воспользовавшись этим, аэропаг объявил весь корпус ответственным за просчеты его членов. Трибунал возбуждал дело против куртизанки, если та подтолкнула гражданина на свершение предосудительного действия и даже тогда, когда ее влияние сказывалось на поведении юных граждан (отказ служить Республике, мотовство, неуважение к властям).

Наказания порой были весьма суровыми, и нужно было питать большую ненависть или руководствоваться чувством жестокой мести, чтобы вызвать бурю над головой беззащитной женщины. "Попытайся потребовать от Эофиаса в обмен на то, что ты ему дала,- писала досточтимая Бакхис своей подруге Миррин,- и ты будешь обвинена в поджоге флота или в нарушении фундаментальных законов государства".

Этот Эофиас обвинил в неуважении к власти красотку Фрину, но адвокат Гиперид не побоялся защитить куртизанку, за что был хорошо вознагражден. "Благодаря богам,- наивно писала ему Бакхис,- в результате этого памятного процесса наши доходы узаконены. Вы приобрели самые святые права на признательность всех куртизанок. Если Вы согласитесь восстановить и опубликовать торжественную речь в защиту Фрины, мы воздвигнем Вам за наш счет статую из золота в том месте, которое Вы укажете".

История ничего не говорит о том, опубликовал ли Гиперид свою торжественную речь и сложились ли благодарные куртизанки на золотую статую в храме Венеры-Пандемос или Венеры-Перибазии. Зато известно другое: выдвинутое против куртизанки обвинение терроризировало весь их корпус, ибо оно никогда не заканчивалось оправдательным приговором. Старой куртизанке Феокрисе вменялось в вину подстрекательство рабов к неподчинению хозяину. Замешанная в магии и изготовлении приворотного зелья, она, по доносу Демосфена, была приговорена к смерти. Между тем Феоктриса была жрицей храма Венеры. Бакхис попутно с делом Фрины упоминает и об этом факте. Она пишет с негодованием: "Если мы, получая деньги за предоставленные услуги или не получая их, становимся виновными в непослушании богам, то нужно отказаться от всех выгод нашей профессии и перестать торговать женскими прелестями".

Обвинение куртизанок в неподчинении богам было самым распространенным, но оно представляется очень сомнительным, поскольку базируется на непроверенных и легко опровергаемых фактах. Даже выполнение функций жриц в некоторых храмах или простое их посещение могло быть интерпретировано как неподчинение властям.

Демосфен в своей обвинительной речи против Нееры заявил: "Непозволительно женщине, имеющей адюльтера, входить в наши храмы, хотя наши законы разрешают иностранцам и рабам находиться там для молитвы или ради любопытства. Единственно, кому запрещено посещать храм, это женщине, замеченной в прелюбодеянии".

Учитель Демосфена оратор Изей также выступал с аналогичными сюжетами. Он торжественно заявлял, что публичная женщина, обслуживающая всех и ведущая развратный образ жизни, не может, не бросая вызов закону, посещать храм и присутствовать там при свершении таинств культа. Эти несчастные женщины постоянно подвергались судебным преследованиям по признаку неподчинения, они находились, так сказать, вне закона, и аэропаг, перед которым они представали по воле их врагов, не утруждал себя уточнением деталей дела.

Аэропаг специальным декретом запретил рабам и проституткам носить имена в честь торжественных праздников. Однако в Афинах была гетера под именем Немея. Она назвала себя так в честь немейских игр, где ее любовник стал победителем. Может быть, потому, что гетера действовала под эгидой Геркулеса, аэропаг оставил ее в покое, опасаясь трогать имя божественного авгура.

Особым декретом аэропаг запретил куртизанкам отмечать божественные праздники вместе со свободными женщинами и гражданами. Однако на Афродизиях, по свидетельству Афинея и поэта Алексиса, куртизанки а свободные женщины восседали за праздничными столами, накрытыми в честь Венеры.

Таким образом проклятие непослушания всегда преследовало куртизанок. Им редко удавалось избежать засады на своем жизненном пути, а если это и происходило, то скорее по счастливой случайности. Неверие в свои силы объясняет многочисленные и богатые дары, которые куртизанки приносили богам, рассчитывая на их покровительство.

Жестокость закона проявлялась и по отношению к детям, родившимся от наложниц. Это было пятно, которое смывалось только за большие заслуги перед государством. Хотя условия жизни наложниц существенно отличались от существования куртизанок, отношение общества к их детям было идентичным. Незаконнорожденные (в Афинах их было множество), кем бы ни была их мать, как бы отгораживались от свободного населения. Они не носили отличительных знаков и с детства проводили свой досуг обособленно на землях, принадлежащих храму Геркулеса - бога незаконнорожденных.

Когда же юноши достигали совершеннолетия, им отказывали в праве наследования, запрещали выступать перед народом; они не могли стать гражданами. Наконец, в довершение позора (Плутарх упоминает об этом в "Жизни Солона") они освобождались от обязанности содержать тех, кто произвел их на свет, ибо последние не несли никакой ответственности за воспитание детей.

Этим объясняется тот факт, что большинство матерей бросали новорожденных на улице, вверяя их республике и полагая, что она будет для них не худшей мачехой.

Подбрасывание детей стало настолько обычным явлением, что в "Диалогах куртизанок" Лукиян делает почетное исключение для одной из своих героинь. Вот ее признание компаньонке: "Мне нужно будет кормить ребенка, ибо не считаю, что подброшу того, кого родила". Во времена архонта Эвклида оратор Аристофан опубликовал закон, провозглашавший незаконнорожденным того, кто не мог доказать рождения от свободной женщины. В ответ, чтобы высмеять прогрессировавшую жестокость, комический поэт Каллиад вывел на сцену театра незаконнорожденного, сыграв роль сына куртизанки Хлорис.

Солон, регламентируя проституцию, поставил на ее пути барьер: предложил держать на расстоянии женщин, занявшихся бесчестной профессией, совращающих юношей и девушек. Он разработал закон под названием "О проституции", известный нам по отдельным упоминаниям. Вот цитата из него Эсхила в одной из речей: "Кто испортит юношу или девушку из свободного сословия, будет подвергнут смертной казни". Но вскоре этот закон был смягчен, созданы палиативы, изменившие его содержание. Смертная казнь была заменена штрафом в двадцать драхм, тогда как грабеж или похищение свободной женщины наказывались штрафом в сто драхм.

Суровое наказание оставалось только в тексте закона. По утверждению Плутарха, иностранки открыто занимались любовным ремеслом, не подпадая под действие закона. Тщетно Эсхил требовал применения закона, который никогда полностью не действовал. В самом деле, трудно было установить грань, за которой начиналось преступление, ибо законы и обычаи Греции разрешали содержать любовницу при ее согласии на это и при отсутствии сопротивления родителей. Достаточно было на это предварительного согласия отца и матери девушки, их предупреждения о дне исполнения соглашения, чтобы при наступлении этой даты все остальное приобретало чисто символический характер.

С момента получения девушкой или ее матерью презента начинался этап, на котором девушка переставала быть девственницей и переходила в разряд начинающих куртизанок.

Аэропаг судил публичных женщин и паразитирующие на них элементы по требованию народа или отдельных граждан; но он не снисходил до ординарных нарушений плебеев, подверженных скверным привычкам и подлежащих строгому надзору полиции. Ведение дел, относящихся к проституции, осуществлялось городскими и полицейскими трибуналами. Последние следили за их одеждой, за местами проживания и прогулок, за уплатой налогов и, наконец, за всеми деталями их общественной жизни.